– Пошел!
Пролетка, дребезжа, покатилась.
– Куда же мы поедем? – опять спросила девушка, и в голосе ее послышалась тревога.
– На Морскую, милочка. Я… – И Ж. объявил свое звание и прибавил: – Вы не пугайтесь. Если вы ни при чем, мы вас отпустим, только нам надо расспросить вас об убитом в гостинице госте…
– Я не убивала, – порывисто воскликнула она.
– Тсс! – остановил ее Ж. – Услышит извозчик. Чего хорошего… Налево, по Морской! – распорядился он, обратясь к извозчику, и продолжал говорить девушке: – Не убивали, тем лучше. Расскажите нам, откуда достали вы этого старичка и где вино купили. Одним словом, все…
Девушка резко встряхнулась.
– Расскажу, не поверите. Пропала я!..
Они приехали.
Ж. тотчас позвал меня; я поднялся в свой кабинет и позвал Ж. с девушкой, предоставив ему снять с нее показания. Он усадил ее на стул и ласково сказал:
– Не пугайтесь! Расскажите все, что знаете!
– И вы меня отпустите? – быстро спросила она.
Он пожал плечами:
– До завтра уж ни в каком случае, а там как начальство решит.
Она опустила голову и горько заплакала.
– Я ни при чем тут. Я даже не знала, что его убить хотят. Я думала – это так, для развода…
– Вот, вот. Вас, значит, приглашали? кто? как? когда? Говорите все по порядку.
Девушка вытерла слезы и решительно сказала:
– Пишите. Я все расскажу!
– Отлично! Я писать не буду. Говорите.
И она стала рассказывать:
– Я не помню, когда это было. Вероятно, недели за две до самого убийства. Я сидела у Филиппова, пила кофе. И вот вошел господин, занял столик и стал смотреть на меня. Я ему улыбнулась, он и пересел к моему столику.
– Какой он по виду был?
– Высокий такой, красивый, с большой светлой бородой. Шляпа была мягкая, хорошая и пальто хорошее…
Ж. кивнул.
– Подсел, – стала продолжать Сонька Гусар, – угостил меня, шутить стал и потом спросил мой адрес, велел мне домой идти и сам приехал, вино привез, икру…
– Назвал себя?
Девушка покачала головой:
– Разве нам назовут! Мы и не спрашиваем даже…
– Ну?
– Уехал и пропал. Потом опять приехал, повез меня на Крестовский, оттуда к Палкину. Сидит со мной в кабинете и говорит: «Хочешь, Катя, пятьдесят рублей заработать?» Я засмеялась и говорю: «Очень даже! Но как?» А он мне: «Пустое, – говорит, – дело. Здесь есть очень богатый старичок. Иди его „замарьяжь“ и в номер приведи: там напои его и оставь, вот и все!» Я удивилась: «Зачем это?» Он засмеялся и говорит: «Он, старый пес, все святошей прикидывается, так мы его изобличить хотим. Ты мне скажешь, когда и куда приведешь. Я с товарищами рядом номер возьму, и будем в щелку глядеть, а как он заснет пьяный, то ты уйдешь, мы к нему придем в номер и дождемся, когда он проснется. То-то удивится!» Мне это занятным показалось. «Что ж, – говорю, – это пари?» – «Пари». – «А как, – говорю, – я его замарьяжу?» – «Это пустое! – ответил он. – Мы ему письмо напишем и свидание назначим. Он и придет. А ты с ним, как будто ты не такая… Понимаешь?.. И потом – в гостиницу. А там заранее номер возьмешь. Идет?» Меня корысть взяла, да и сама я пошутить не прочь. «А кто, – спрашиваю, – деньги отдаст?» – «Я!.. Как на свиданье пойдешь, так и деньги!» Я и согласилась. – Сонька Гусар оживилась. – Если не верите, у подруги Маши спросите. Я ей тогда все рассказала, и она все еще отговаривала…
– Маша? – переспросил Ж. – Она где живет?
– Да где и я. Она модистка. На Ямской!
– А она этого господина видела?
Сонька кивнула.
– Когда он пил у меня, я и ее позвала. Вместе сидели…
Ж. закивал головой и потер руки:
– Отлично! Ну, рассказывай дальше…
Она стала продолжать прерванный разговор:
– Шестого августа, на Спаса, он пришел ко мне утром. «Ну, – говорит, – сделано, готово. Теперь все за тобой!» Я тогда, помню, поглядела на него; вижу – смеется, а из себя совсем бледный, глаза горят и смех нехороший. Стало мне как-то неловко, и я уже отказаться хотела, а он словно почуял. «Вот, – говорит, – тебе пятьдесят рублей!» И я сдалась. «Ну, – говорю, – как же все? Где и что? Куда идти, что делать?» Он сел, достал бутылку вина, налили мы стаканы, и он мне все рассказал. Зовут того старика Кузьмой Федоровичем; написал он будто ему письмо, в котором я объясняюсь ему в любви и прошу на свидание в Александровский сад в восемь часов. И я должна там быть и затем врать ему с три короба и замарьяжить. Я согласилась. «А как же я ему скажу, где я его видела?» – «Скажи прямо, что в его доме живешь. Вот и все!» И дом назвал. Мне даже смешно сделалось. «А как я его узнаю?» – «Сядь у фонтана и вот эту книгу на коленях держи». Дал мне книгу в красной обложке, десять рублей и завернутую бутылку. «Часов в пять, – говорит, – пойди в гостиницу, заранее номер закажи. Там и бутылку оставь». Я согласилась. «Потом приди в сад и скажи мне, какой номер заняла, я тогда тебе и пятьдесят рублей отдам». Он собирался уже уходить и вдруг добавил: «Придешь с ним, громко говори: мы рядом будем. Когда он заснет и ты уходить будешь, хлопни в ладоши два раза. Да еще – вина этого сама не пей: заснешь». «А оно, – спрашиваю, – с каплями?» Он кивнул, засмеялся и ушел…