И наш рассчеты оправдались.
Однажды, когда они проходили мимо Доминика, Маша вдруг порывисто сжала руку Ж. и, задыхаясь, сказала:
– Он!
Словно огнем обожгло Ж. Он встрепенулся:
– Где?
– Вон идет с портфелем! – шепнула Маша.
Ж. потащил ее за указанным господином.
Они перегнали его.
– Нет, – упавшим голосом сказала Маша, – это не он. Есть какое-то сходство. Глаза, нос, но у того была борода, такая заметная!..
Ж., у которого сначала упало сердце, теперь улыбнулся и сказал:
– Ну, теперь можешь идти домой и меня оставить.
Лицо Маши выразило удивление.
– Не бойся! Я знаю, что говорю. Иди! – сказал ласково Ж.
Маша молча повиновалась.
Ж. засунул руки в карманы и медленно пошел за намеченным господином.
Тот шел в хорошем пальто, в хорошей шляпе, с портфелем под мышкой.
Он шел тихо, низко опустив голову, видимо не замечая окружающих.
Ж. раза два перегнал его и заглянул ему в лицо.
Это был мужчина лет тридцати шести, с усталым, грустным лицом. Глубокая складка лежала между его бровями, служа как бы продолжением красивого тонкого носа. У него был гладко выбритый подбородок, маленькие баки и короткие усы рыжеватого оттенка.
Ж. следовал за ним неотступно.
Господин дошел до Морской, свернул в нее и, пройдя до Гороховой, скрылся в подъезде страхового общества.
Ж. потер от удовольствия руки.
Служит ли он тут, зашел ли по делу страхования, во всяком случае, он теперь от него уже не скроется.
Он перешел улицу и подошел к стоящему у дверей швейцару.
– Скажите, пожалуйста, – спросил он, доставая 20 копеек, – ведь этот господин с усами и баками у вас служит?
Швейцар взял монету.
– Господин Синев?
– Да.
– У нас, инспектором.
– Благодарю вас. Большое жалованье получает?
Швейцар ухмыльнулся:
– Для двоих хватит. Тысячи четыре наберется.
– Как для двоих? – спросил Ж.
– Потому как они недавно женились, – объяснил швейцар.
– А, благодарю вас! – сказал Ж. и отошел от подъезда, направляясь в портерную.
Там он сел у окошка, спросил пива и стал внимательно следить за всеми выходившими из дверей.
Тогда еще не было адрес-календарей.
В половине пятого Синев вышел из подъезда и пошел по Гороховой.
Ж. уже следовал за ним.
Синев взял извозчика.
Ж. тотчас взял другого и поехал за ним следом.
Они приехали на Серпуховскую улицу, и Синев вошел в подъезд красивого, единственного здесь в то время каменного дома.
«Теперь не уйдешь!» – радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.
Сети сыщика
В тот же вечер Ж., не гримированный, но в старом, изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев.
Ж. сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он, где господа лакея ищут.
– Нет, милый человек, таких у нас нету, – ответил приказчик.
Ж. удивился.
– Такой огромнейший дом и с парадом, а господ нет!
– Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев, Яков Степанович. Так им лакея не нужно.
– Есть?
– Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого и у них нет, одна прислуга со всем справляется… Такая шельма! Анюткой звать.
– А поди никогда ввечеру не сидят? Господское житье я знаю…
– Тут не так, – отвечал словоохотливый приказчик, – промеж ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Один раз барыня хотела даже за окно выброситься, в другой – он чуть не зарезался.
– Что ж это с ним?
Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.
– Это ты про Синевых? – спросила она приказчика.
Тот кивнул.
Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:
– Про этих господ ты у меня спроси. Я у них завсегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю!
Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:
– Позвольте познакомиться. Прокофий Степанов, по лакейской должности. – И, садясь подле их стола, прибавил: – Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! – приказал он приказчику.
Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и прачка тотчас заговорила:
– Господа-то эти душевные очень, да вот поди не повезло! Видите ли, она-то до свадьбы не соблюла себя. Он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся и оба плакать.