Из 11-й армии по военному проводу передан второй очерк Ильи Эренбурга. Но раньше чем познакомить с ним читателя, расскажу об эпизоде, связанном с передачей этого очерка в Москву.
Илья Григорьевич, увлеченный беседами с фронтовиками, попросил фоторепортера Сергея Лоскутова сходить на узел связи и передать его очерк в Москву. Но главное, на что рассчитывал писатель, — что Лоскутов сумеет быстро протолкнуть очерк по Бодо в редакцию. Финал был неожиданным. Когда Лоскутов вручил восемь страничек штабным бодисткам, они очень обрадовались. И не только потому, что оказались первыми читателями очерка такого знаменитого писателя, но и по другой причине.
Почерк у Эренбурга, как отмечалось, был страшный, его завитушки у нас в редакции, пожалуй, кроме меня, мало кто разбирал.
Так было и тогда, когда он выезжал на фронт. Там тоже с его почерком мучились. Но на этот раз Илья Григорьевич захватил с собой пишущую машинку «Корону», привезенную им еще из Франции. В ней, как я рассказывал, был лишь прописной шрифт, используемый как раз при передаче текста по телеграфу. Это бодисток очень обрадовало, и они сразу передали очерк под названием «Во весь рост» в Москву.
Смысл заголовка раскрывается в следующих строках:
«Историк, изучая летопись этой страшной войны, в изумлении установит, что к третьему году боев Красная Армия достигла зрелости. Обычно армии на войне снашиваются. Можно ли сравнить фрицев 1943 года с кадровыми дивизиями германской армии, которая два года тому назад неслась к Пскову, к Смоленску, к Киеву?
Откуда же эта возросшая сила Красной Армии? Разве не устали наши люди после двух лет жесточайших битв? Разве не понесли мы тяжелых потерь? Я ничего не хочу приукрашивать… Мы сильнее немцев не только потому, что поплошали фрицы. Мы сильнее немцев и потому, что вырос каждый командир, каждый боец Красной Армии. Наконец-то наши душевные качества — смелость, смекалка, стойкость — нашли свое полное выражение в военном искусстве. К отваге прибавилось мастерство. Самопожертвование сочетается с самообладанием…»
Писатель называет людей. Один из них — разведчик Сметанин. Обычно в своих путевых очерках Эренбург не дает пространного описания подвига. Он, как правило, ограничивается двумя-тремя фразами, но они порой говорят не меньше, чем целый очерк. На этот раз писатель не «поскупился». Он вспомнил дни, когда порой рота убегала от одного танка. А теперь шесть разведчиков, среди которых был и Сметанин, подкрались к немецким танкистам, сидевшим у своих танков, открыли огонь из автоматов. Часть экипажей перебили, другие немцы удрали. Двое наших бойцов умели управлять танками. Они погнали две машины в деревню…
— Мне могут сказать, что это случайность, эпизод. Нет, — утверждает писатель, — два года назад такая история была бы эпизодом, теперь это будни наступления…
Нелегко писать о такой крупной фигуре, как генерал, командир дивизии. Эренбург нашел слова, чтобы нарисовать портрет генерала Федюнькина, командира дивизии, с НП которого он видел, как развернулся бой.
«Я видел генерал-майора Федюнькина с командирами, бойцами за два часа до атаки. Его слова приподымали людей. Он вводил людей в сложный лабиринт победы. Казалось, что он требует от подчиненных невозможного, но это невозможное вырисовывалось, становилось возможным и на следующий вечер попадало в оперативную сводку. Любой боец чувствовал себя связанным с генералом не только общей судьбой, но и общим замыслом».
Конечно, это лишь часть того, что можно было написать о комдиве и его бойцах, но она дала возможность писателю закончить очерк фразой, которая и перешла в заголовок: «Красная Армия предстает перед миром во весь свой рост».
Заглянул в редакцию Александр Твардовский. Мы горячо встречали его, любили, когда он приносил свои стихи.
— Откуда вы? — спросил я.
— С фронта, из-под Мценска. Вот в дороге сочинил стихотворение «Дорога» и прямо к вам.
Немало было у нас напечатано и очерков, и стихов о фронтовых дорогах. И Симонова, и Суркова, и других поэтов. Но Твардовский, как всегда, написал по-своему, его речь, его интонация узнаются сразу. Вот строки, которые передают скрытое напряжение готовящегося наступления.