В который раз пытаюсь оглядеться, но при столь скудном освещении почти ничего не вижу; а стоит заглядеться на мизерное оконце в скупых отблесках невидимого костра, ещё хуже: отведёшь глаза — и на чёрном фоне пляшет светлый прямоугольник, и нужно пережидать, когда глаза снова привыкнут к темноте. Да, вот чем следует запастись — так это терпением.
Снаружи тихо: прислушавшись, различаю знакомый звук — потрескиванье поленьев; значит, действительно костёр разведён. Должно быть, дрова хорошие, сухие, дым уходит сразу вверх, или ветер меняется, потому что запах до меня не доносится. И здесь, внутри, тоже тихо, и, слава богу, а то я бы с ума сошла услышав по углам мышиное или, не ровён час, крысиное шебуршанье, только цепь звякает, когда я спускаю ноги с топчана. Осторожно иду вдоль шершавой стены. Руки прощупывают кладку, крошащие от сырости швы между крупными обтёсанными камнями.
Поднеся ладонь ближе к глазам, вижу влажные меловые следы. Известняк, скорее всего. Стена светлая, характерного оттенка, с желтизной — это я уже могу различить, поскольку свыкаюсь с темнотой, и запах от стен своеобразный — мокрого щебня. В нашей местности известняка навалом: проступающими из осыпей глыбами щедро усыпаны крутые берега Дона и Красивой Мечи. Хорошо, что здесь именно известняк, он ведь пористый, впитывает лишнюю влагу, а окажись вместо него гранит или другая плотная порода — я бы давно оскальзывалась бы на плесени… Угол. Поворот. Прутья решётки. Ага, это дверь. Через полметра ещё угол. Широко расставляю руки, касаюсь кончиками пальцев одной стены, и чуть сдвинувшись — другой. Ежели при моих ста шестидесяти сантиметрах размах крыльев тот же, то камера — около метра семидесяти. Прижимаюсь к решётке, улавливаю еле заметный сквознячок со стороны напротив — там, должно быть, тоже окошко типа моего, но я его пока не вижу. Потянувшись через прутья, шарю в разные стороны — ни до чего не дотягиваюсь. И тихо, и глухо.
В результате дальнейших исследований выясняю, что жилплощадь, доставшаяся мне в личное пользование, невелика — метра два на те же метр семьдесят; что Рахимыч — жмот, для столь дорогой его сердцу Обережницы мог бы и расщедриться хотя бы на подушку или соломку — всё не так жёстко было бы; что цепь, немалая по весу, начинает раздражать своим бряцаньем, и что я почти покрываюсь инеем. Не иначе как небольшое промораживание тоже входит в воспитательную программу узниц. Думаю, что от меня уже с нетерпением ждут воплей и стонов типа: «Где я?», «Здесь есть кто-нибудь?» вплоть до апофеоза: «Я на всё согласна, только выпустите!»
Обломайся, Омарчик. Я тебе не жук на верёвочке, чтобы куда захотел, туда и дёрнул.
Опускаюсь на жёсткое ложе по-турецки и усиленно думаю, стараясь не обращать внимания на трясучку от холода, а может и от воспалённой раны. Голос, ты где? Твой выход. Устраиваем домашний Совет.
…Я так понимаю, дорогуша, откашлявшись, кидает реплику внутренний голос, что настал час Икс.
Это как? Скептически поднимаю бровь. Икс — в смысле, что полная зад… непонятка?
Икс — это час, ради которого с тобой и носились и цацкались твой любимый Васюта, сэр Майкл, Николас, Аркадий, Гала — все, кто принял участие в твоей судьбе, кто вбивал в твою непутёвую головушку всё, что сам знал, делился, чем мог. Кто-то — опытом, кто-то — кровью, кто-то — упорством, жизнелюбием, чувством собственного достоинства… Что, как не их выучка и выручка позволяют тебе держаться и верить в себя? Даже Рорик — разве не научил тебя кое-чему, из последних сил добивая защитный круг? Вспомни его глаза, упрямо закушенную губу…
Вот и покажи, что можешь. Разминка закончилась. Работай, Ива.
Молодец, голос. Ты меня никогда не подводил.
Итак, встряхнувшись и сжав зубы, чтобы не клацали, составляю план действий. Перво-наперво — устранить самые сильные раздражители. Чтобы не отвлекали, не мешали думать. Затем — просчитать тактику. Морально подготовиться. Пока меня не трогают — признаков жизни не подавать, пусть считают, что я всё ещё в отключке. А дальше… придётся импровизировать.
…Конечно, мне страшно. Я же и до этого не в идеальном мире жила, знаю, что делают разные отморозки с похищенными и заложниками, — низкий поклон средствам массовой информации и интернету за леденящие душу подробности. Я хорошо понимаю, что давить на жалость, стараться понравиться, улещивать, пятки лизать — в моей ситуации бесполезно. Единственный козырь, который и нужно обыгрывать — это какая-то необходимость во мне Главы Клана Огня. Видать, очень я его интересую, если даже на связях с доном, на их старинной дружбе крест поставил, это ж серьёзно для восточного мужчины… да и для мужчины вообще.