– Камин бутафорский, – заметила я.
– Действительно, – согласился Страж.
– Ты точно… – Я запнулась, подавляя истерический смех. – Точно выдержишь?
– Выдержу? – эхом повторил Страж.
– Ну да. Ты ведь любишь часами смотреть на огонь. Водится за тобой такой грешок, не замечал?
Страж укоризненно фыркнул. От приступа немого смеха у меня дико заныли ребра. Я потянулась сесть, но тело не повиновалось.
– Какие-нибудь пожелания на сон грядущий? – спросил Страж, поочередно запирая ставни.
– Мне надо… в душ.
Заминка. Дрожь в голосе. Они и выдали меня с го- ловой.
– Наберу тебе ванну, – чуть погодя произнес рефаит.
По обыкновению, он уловил самую суть: ванна – более щадящий вариант для человека, прошедшего ад водной пытки.
– Хорошо, – пробормотала я.
Страж скрылся за дверью. Через мгновение раздалось характерное бульканье, загудели трубы.
В горле пересохло? Мои руки машинально сжались в кулаки. Плеснуть темной владычице водички?
– Пейдж.
Я уставилась в глаза рефаита – демонические, безжалостные. Сухейль Шератан снова явился утопить меня на суше.
Мышцы словно одеревенели. Меня опять приковали к треклятой доске, на лицо набросили мокрую тряпку. Охваченная страхом, я шарахнулась прочь от этих жутких глаз и повалилась на пол. Каждая косточка вдруг сделалась хрустальной, от удара скелет разлетелся вдребезги. Напрасно я ловила ртом неуловимый воздух и старалась дотянуться до несуществующего ножа.
Знакомая аура взывала ко мне. Когда пелена рассеялась, я увидела Стража, застывшего на расстоянии вытянутой руки – не слишком близко, но достаточно, чтобы помочь мне освоиться, вспомнить.
– Прости, – прохрипела я. – Мне просто…
Я не могла подобрать слов, как ни старалась.
Страж предупредительно поднял затянутую в перчатку ладонь:
– Нам еще долго куковать в этой квартире. Поэтому давай условимся заранее: впредь никаких извинений.
Минуту я собиралась с духом, потом, опираясь на Стража, встала и заковыляла в ванную.
– У меня просьба: какие бы звуки ты ни услышал, пожалуйста, не входи, пока я сама не позову.
Помедлив, рефаит кивнул. Я тщательно прикрыла за собой дверь.
На бортике горели ароматические лавандовые свечи. Чистое, просторное помещение вновь повергло меня в ступор. Кафельный пол с подогревом. Белоснежные пушистые полотенца, накрахмаленная сорочка. Повернувшись спиной к зеркалу, я стянула куртку, свитер, брюки, рубашку, заляпанную кровью еще в каземате. Ворсистая ткань царапнула свежий шов на предплечье.
Увидев свое отражение, я поняла, почему Страж предпочел свечи. Даже их тусклого мерцания хватило с избытком. Начиная от шеи, мое тело напоминало сплошной синяк.
Всматриваясь в зеркало и пересчитывая увечья, я точно переживала все заново. Руки, стискивающие мне горло. Кастет, врезающийся в живот. Ребра, треснувшие под натиском подбитых гвоздями сапог. Мои мучители постарались на славу. И слепящая белизна вокруг: белоснежные стены, пол. Ни единого пятнышка, как в операционной, – по крайней мере, на первых порах. Ни единого уголка, чтобы скрыться от издевательского смеха и бесконечных вопросов.
Засохшая кровь там, где плоть исполосовали осколки «Экстрасенса». Над бровью багровела ссадина – алый мазок на фоне мертвенно-бледной кожи. Подбородок свернут набок. Конечно, меня избивали и прежде, но никогда еще надо мной не трудились мастера пыточного искусства.
Не успела я отойти от затяжной реабилитации после колонии, как нужно начинать все заново. Мой организм уподобился карточному домику, готовому рухнуть от малейшего дуновения ветерка.
Безмятежная поверхность ванной выглядела особенно зловеще. От прикосновения к воде кожа моментально покрылась мурашками, ободранные цепями лопатки заныли.
Мне необходимо смыть кровь, а заодно подавить этот страх в зародыше, если не хочу заработать фобию.
Затаив дыхание, я опустила в ванну сначала одну ногу, потом другую.
Поджилки у меня тряслись, царапины горели. Только погрузившись до пояса, я наконец отважилась выдохнуть. Приятное тепло обволакивало. Я почти забыла, какое это блаженство – купаться в теплой воде. После каждой экзекуции меня, мокрую до нитки, оставляли дрожать от холода.
Озноб усилился. Из груди вырвался надсадный вой. Сутками напролет я молчала. Стискивала зубы под пытками. Крепилась, не сломалась. И вот теперь напряжение кошмарных дней, когда меня, попранную, обезличенную, терзали в застенках, хлынуло наружу.