— Да брось, знаешь, ты ведь только с виду такой доходяга. А если тебя помыть хорошенько, причесать и хотя бы недельку покормить нормальной собачьей едой, а не этими скучными консервами, ты будешь очень даже ничего.
— Ты правда так считаешь?
— Конечно!
— Значит, и меня могут когда-нибудь, как Айса, забрать домой?
— Да как пить дать заберут! Всё, давай-ка, приятель, спать, не то я за себя не отвечаю. Вот тебе еще один стопроцентный способ: вспомни что-нибудь очень-очень хорошее.
Эх! Опять он в самую точку.
— Роник, так в том-то и дело, что не могу. Ни хорошего, ни плохого, вообще ничего…
— Совсем нечего? — от удивления Роник поднял морду. — Так не бывает. Даже малышу Айсу есть что вспомнить, хотя он кроме приюта ничего в своей жизни и не видел. А ты ведь уже большой.
— Большой, — согласился я. — Это-то меня и тревожит. Неразумный щенок — и тот помнит теплый материнский бок, вкус молока и запах дома. А у меня в голове шаром покати…
— А как ты оказался в приюте?
— Да как-то так… Не знаю. Открыл глаза и оказался. Помню, страшно болела голова и бок. Так, что с трудом поднялся на лапы.
— Может, тебя машина сбила? — предположил Роник. — Или ты попал в какую-нибудь серьезную передрягу?
— Не знаю, может быть. Понимаешь, я не помню…
— М-да… — Роник снова задумчиво почесался. — Когда мне прошлой зимой в ветлечебнице лапу зашивали, я про такое слышал. Амнезия называется. Ну это когда по башке надают, а ты потом — словно заново родился.
— Очень похоже… А что такое ветлечебница? — заинтересовался я.
— Лучше тебе этого не знать, — хмуро отрезал Роник.
Мы помолчали.
— Знаешь, — подумав, сказал Роник, — бывают такие воспоминания, что их лучше не иметь вовсе. Вон Грэй из дальнего вольера каждую ночь во сне дергается, вскрикивает и скулит. Жуть! Так что ты это… не расстраивайся. Может, без воспоминаний жить даже и лучше…
— Лучше? — не поверил я. — И сам ты тоже хотел бы все забыть?
— Я? — удивился Роник. — Ну я-то другое дело. Мне в жизни, можно сказать, везло, у меня было много хорошего… Слушай, — оживился вдруг он, — а хочешь, мы и тебе шикарное прошлое придумаем? Вот, к примеру, пусть сначала ты жил у строителей в вагончике и они кормили тебя бутербродами с колбасой и вкусными домашними котлетами, потом у старушки дворничихи в темном закутке, рядом с метлами и лопатами. А ближе к холодам перебрался зимовать на самую настоящую баржу…
На баржу… Красиво. Да, Роник в таких историях специалист. У него самого ведь не жизнь, а просто поэма. Правда, на мой вкус, поэма немного грустноватая.
За то время, как Роник стал моим соседом, историю его жизни я успел выучить наизусть. Рожденный в приличной семье, он был за ум и рассудительность назван Альбертом, в честь всемирно известных ученых Альберта Эйнштейна и Альберта фон Больштедта по прозвищу Великий. Ему выпало счастливое детство, он с упоением таскал в зубах резиновую курицу, не уступавшую в размерах ему самому, спал на мягком диванчике в прихожей, а по воскресеньям гулял в Таврическом саду и весело прыгал за палочкой в пруд, где плавали самые настоящие утки. И мог бы Роник так всю жизнь благополучно и пробегать хозяйским Альбертом, если бы однажды трагически не потерялся по дороге на дачу. Потом, некоторое время пробыв бездомным, он поселился у одной старушки в коммуналке. Эта бабушка в нем души не чаяла и называла его Дружком, потому что так звали собаку из ее детства. Но как-то ночью старушку увезли в больницу, и Роник снова оказался на улице. На этот раз приютила его добрая женщина Надежда Васильевна, правда приютила не у себя, а в подъезде, так как дома у нее уже жили многочисленные кошки. Но в подъезде, так в подъезде. Роник не очень расстроился. Жильцам подъезда он нравился, а они нравились ему. Звали они его Рыжиком, потому что как еще звать рыжего пса? Это было нынешним летом. Но лето в Питере, как известно, короткое, холодает быстро, а подъезд, он хоть и надежный, но все-таки зимовать на бетонном полу не сахар. Роник простудился, и Надежда Васильевна отвела его к доктору, который посоветовал временно пристроить собаку в приют. Сама же она стала срочно искать Ронику новых хозяев. Текст объявления, помещенного ею в газете «Шанс», гласил: «Отдам в хорошие руки метиса ирландского терьера. Рыжий! Очень верный и умный! Есть харизма!». Но зима уже почти закончилась, а Ронькина рыжая харизма так пока никого и не заинтересовала. Зато в приюте он получил новое имя — Рональдиньо. Так назвала его работающая здесь Маша, то ли за резвость и ловкость Роника, то ли просто потому, что он ей чем-то приглянулся.