– Она была в ярко-розовом спортивном костюме и тапочках. – Сара попыталась вспомнить еще что-нибудь полезное. – В руках она держала бейсбольную биту. И еще рюкзак «Хэллоу, Китти». Как будто куда-то собралась.
Паренек вынул из кармана блокнот, снова вздохнул и добавил новые детали к ее показаниям.
– Жаль, что вы нам не позвонили, – повторил он, возвращая блокнот в карман.
– Мне тоже жаль. Но мой сын сказал, что Линда скорее всего вернулась домой, а в моем возрасте не всегда доверяешь своим представлениям о том, что происходит вокруг.
– Наверное. До свидания, мэм.
Это был четверг, и Сара отправилась в интернат для престарелых, чтобы навестить Ричарда. Как всегда, она взяла с собой альбом с фотографиями, сделанными в то время, когда они были детьми. Она поставила машину на парковке и в кафе на другой стороне улицы купила большой стакан шоколадно-кофейного напитка с ванилью. Держа его в руке, она вошла в интернат, где постоянно пахло мочой, миновала «гостиную» с искусственными цветами и двинулась по коридору мимо инвалидных колясок, стоявших вдоль стен. Глядя на сгорбленные спины и морщинистые шеи их обитателей, Сара подумала, что они похожи на черепах, выглядывающих из своего панциря. Кое-кто из пациентов ей кивал, но большинство просто безумно таращились. Голубые глаза выцвели до оттенка постельного белья, белки карих окрасились пигментными пятнами – но за ними царила пустота. Сара видела знакомые лица людей, которые пробыли здесь по меньшей мере три года, столько, сколько тут находился Ричард. В отличие от них она помнила имена. Они безвольно сидели, ни на что не надеясь и не ожидая никаких подарков от жизни, а колеса их кресел казались насмешкой над теми, кому некуда ехать.
За столом сидела очередная новая медсестра. Поначалу, навещая Ричарда, Сара пыталась здороваться со всеми сестрами и санитарками, обращаясь к ним по именам, но задача оказалась безнадежной. Сестры менялись слишком часто, а низший персонал, ухаживавший за пациентами, еще чаще, как и языки, на которых они разговаривали. Одни были очень славными, они болтали с Ричардом, когда забирали подносы с едой или меняли постельное белье. Другие, с пустыми глазами, напоминали тюремных охранников, ненавидящих свою работу и пациентов.
Сара часто приносила им небольшие подарки: баночки с джемом, лимонад, который делала сама из ягод и фруктов, росших у нее в саду, свежие помидоры и перец. Она надеялась, что эти мелкие подношения покажут, как она им благодарна за то, что они так замечательно заботятся о ее брате – даже если они не понимали всего, что она говорила. Временами, когда ей не удавалось заснуть ночью, Сара молилась о том, чтобы они были терпеливы и добры или хотя бы не срывали злость на стариках. Были добры, когда смывали фекалии с ног ее брата и когда поддерживали его в ду`ше. Были добры, выполняя работу, которую ненавидели, за деньги, на которые невозможно прожить. Сара нередко спрашивала себя, можно ли быть настолько добрым.
В этот четверг Ричард находился в другом времени и пространстве. Сара сидела с человеком, жившим в его теле, показывала ему фотографии: походы, первые дни в школе, их родители. Он кивал и улыбался и говорил, что ему очень нравятся снимки. Даже в своем нынешнем состоянии, когда в сознании у него все перепуталось, Ричард оставался мягким и воспитанным – и это было хуже всего. Как обычно, Сара оставалась с ним в течение часа, хотя у нее сжималось сердце от того, каким он стал. Когда никто не смотрел, она позволяла ему сделать глоток кофе из стакана. Ричарду запретили какие бы то ни было жидкости. Всю еду ему приносили в виде пюре, а то, что он пил, даже воду, делали густым, как грязь, чтобы он не подавился, – одна из проблем болезни Альцгеймера: глотательные мышцы в задней стенке горла слабеют или люди просто разучиваются глотать. Поэтому доктор приказал не давать Ричарду кофе.
Однако Сара не послушалась. Ричард лишился своих книг, курительной трубки и самостоятельных прогулок. Кофе остался последней маленькой радостью в его жизни, и ради брата она нарушала распоряжения врача. Каждую неделю она приносила ему стакан кофе и незаметно помогала его выпить, пока он оставался горячим. Ричард его обожал, и Сара всегда получала в благодарность улыбку от существа, в которое превратился ее некогда сильный старший братишка.
Когда стакан опустел, она отправилась домой.
На следующий день в «Такома трибьюн» написали об исчезновении Линды, и Сара прочитала статью, в которой поместили старую фотографию Линды в деловом костюме, она выглядела исключительно спокойной и компетентной особой. Сара решила, что более современных снимков пожилой женщины с вечно растрепанными волосами не существовало. Да и кому бы пришло в голову запечатлеть безумную ухмылку на ее лице, когда она поливала из садового шланга десятилетних близнецов Томпсонов за то, что они обстреляли из водяного пистолета ее кота? На камеру ведь не заснимешь, как она тихонько хихикала, когда позвонила Саре в два часа ночи, и они вдвоем подобрались к дому Марти Собин, чтобы проколоть шины всех стоявших перед ним машин – Марти уехала из города, а ее сын-подросток устроил дома гулянку. «Теперь они не смогут сесть за руль в пьяном безобразии», – прошептала Линда с удовлетворением.
Это была прежняя Линда, из тех времен, когда их дети учились в школе. Сара помнила, как она, сжав зубы, встала посреди улицы и заставила Маршу Бейтс ударить по тормозам, чтобы не сбить ее джипом, принадлежавшим ее отцу. «Здесь не полагается так гонять, – заявила она. – В следующий раз я пожалуюсь твоим родителям и позвоню копам».
Та Линда устраивала у себя барбекю для всей округи на четвертое июля, и именно в ее доме всегда с удовольствием собирались подростки. Она первой вывешивала елочные гирлянды на Рождество и снимала их последней. А во время Хэллоуина у нее были самые большие тыквы с фонарями внутри. Та Линда умела запустить генератор, чтобы включить уличное освещение во время пикника футбольной команды. После страшного снежного урагана двенадцать лет назад она собственноручно распилила дерево, упавшее на ее участок, когда городские власти заявили, что они смогут прислать рабочих только через три дня. Расс открыл окно и крикнул: «Осторожнее, народ! Безумная норвежка взяла в руки цепную пилу!» И все дружно рассмеялись. Они невероятно гордились тем, что могут сами о себе позаботиться. Но та Линда и безумная старуха, в которую она позже превратилась, исчезли – обе.
Ее родные развесили объявления. Полицейские приехали снова и привезли с собой собаку. К Саре зашел Робби, чтобы спросить, что она видела той ночью. Ей было трудно посмотреть ему в глаза и объяснить, почему она не вызвала полицию.
– Я звонила вам. Два раза. Целых двадцать гудков.
– Мы выключаем звонок на ночь, – печально объяснил он.
Робби был плотным мальчишкой, когда играл вратарем в футбольной команде, теперь же сделался толстяком. Уставшим, толстым мужчиной с больной матерью, которая пропала. «Наверное, он испытал облегчение», – подумала Сара и прикусила язык, чтобы не сказать этого вслух.
Дни шли, и ночи становились холоднее и дождливее. Линда не могла уйти далеко. Или могла? Может быть, кто-то подобрал ее на дороге и увез? С другой стороны, кому нужна сумасшедшая старуха с бейсбольной битой в руках? А вдруг она умерла и лежит в зарослях черники на чьем-нибудь запущенном участке? Или голосует на 99‑й автостраде? Голодная и замерзшая.
Теперь Сара просыпалась в два, три часа ночи или четверть пятого, и чувство вины не давало ей уснуть до самого утра. Не спать, когда еще не принесли газету и не пришло время пить кофе, ужасно. Сара сидела за столом и смотрела на полную луну. «Мальчики и девочки, выходите поиграть», – шептала она самой себе. Ее новый и непонятный режим беспокоил Сержа. Толстый пес сидел рядом со стулом и смотрел на Сару печальными глазами. У нее возникло ощущение, что он ждет, когда за ним придет смерть.
Может, и я ее жду?
Нет, конечно же, нет! У нее своя жизнь, свой режим, утренняя газета, сад, за которым нужно ухаживать, походы в магазин за продуктами и вечерние передачи по телевизору. У нее есть Алекс и Сэнди, и не важно, что Сэнди живет по другую сторону гор. А еще дом, собака и много других важных дел.