Выбрать главу

====== Прикосновение безумия ======

…Он пришел на седьмой год после Её ухода. Вломился под вечер, тощий, грязный как земляная крыса, еле живой от усталости. Во дворе ухитрился споткнуться о шланг, который я не успел убрать, зацепить ведерко с краской, стоявшее возле бордюра, залив всё в радиусе двадцати шагов, а под конец снёс лбом сигнальный колокол. Когда я спустился посмотреть, что за стадо брандашмыгов бушует во дворе, он сидел на ступеньке, держась за голову. А на лбу у него вызревала здоровенная шишка размером с хороший кулак.

-За каким хреном ты сюда приперся?— вежливо поинтересовался я, беря это ходячее рыжее несчастье за лацканы пиджака и поднимая так, чтобы видеть его глаза. Глаза, как всегда, были абсолютно бесстыжие.

-Н-не тряси меня п-пожалуйста, — попросил он, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, — очень больно…и голова кругом идет!

Я здорово разозлился на него. Из-за краски…да и остального тоже. Кроме того за семь лет одиночества я уже успел с ним свыкнуться и не особо жаждал общества, тем более, общества больного на голову кутюрье.

-Хайтопп, у меня есть целых три причины тебя прикончить, — сказал я, сверля его единственным глазом, — назови хоть один резон оставить тебя в живых!

Он сфокусировал слегка безумный взгляд на моём носу и хмыкнул.

-То, что именно я семь лет назад упросил Мирану вернуть тебя из ссылки, не считается?

Тут он меня прижал! Ещё раз оглядев разрушения и мысленно оплакивая испорченную дворовую плитку, я аккуратно поставил его на землю.

-Ты не ответил на вопрос, Хайтопп!

-Больно!— невпопад пожаловался он и принялся озираться. –А где…

Я наклонился, взял шляпу, выцветшую, грязную до ужаса, и водрузил на его сумасшедшую голову. Он облегченно вздохнул.

-Ладно, Бармаглот с тобой, рыжий кошмар!— сказал я, смиряясь со своей участью. — Но в таком виде в дом не пущу, и не надейся!

Он кивнул, покачнулся и оперся о каменный вазон чтобы не упасть. Кляня себя за слабость, я поднял его на руки как ребенка (он почти ничего не весил!) и отнёс в купальню. Поставил греться воду, достал чистое полотенце, кусок мыла.

-Раздеться-то сам сможешь?

Он снял шляпу и положил на скамью рядом с собой. Немного подумал и присоединил к ней шейный платок, стащив его с шеи одной рукой.

-Хайтопп, моё терпение не безгранично!

-Я не могу…

-А, чтоб тебе!— я с рычанием сгрёб его, но он вдруг закричал, как кричат от боли. Слегка удивленный такой реакцией, я уставился на него.

-Ты чего, Хайтопп?

Он не ответил. Я присел рядом, осторожно взявшись за пиджак, и спустил с его плеч. Он задышал чаще, напрягся. Я взялся за рубашку, до того грязную и драную, что годилась она только на тряпки. И ахнул!

-Ох, чтоб тебе…Хайтопп, где ты умудрился так покалечиться??!!!

Зрелище и в самом деле заставляло содрогнуться. Всё его тощее тело и спереди, и сзади представляло по сути один большой синяк, кое-где живописно расчерченный подсохшими рубцами. Прикоснувшись к его спине, я со смутным удивлением и жутким чувством ощутил под пальцами застарелые шрамы. Он практически не мог двигать левой рукой и кричал всякий раз, когда я пытался дотронуться до плеча. По счастью это оказался вывих, а не перелом. Ухватившись повыше локтя, я быстро вправил выбитый сустав. Рыжий недомерок закатил глаза и принялся заваливаться набок. Плюнув на приличия и политес, я взялся за штаны. Исподнее под ними тоже никуда не годилось, как и рубашка. На бедрах и заднице я обнаружил такие же синяки и царапины, какими был покрыт торс. Интересно, по нему что, брандашмыг протоптался? Хотя тут скорее прошло целое стадо.

Я взял его на руки и отнёс в ванну. Попытался усадить спиной к изголовью, но он всё время соскальзывал, уходя под воду. Ещё бы, ванна-то была на мои размеры! Так что пришлось залезть внутрь вместе с ним. Пристроив его поудобнее и придерживая коленями, я намылил губку и принялся за дело. Он никогда не был крупным парнем, но сейчас от него остались кожа да кости. Даже страшно было дотрагиваться. Я старался действовать осторожно, но когда добрался до плеча, он открыл глаза и застонал.

-Потерпи,— сказал я ему, снова намыливая губку.

Он смотрел на меня так, словно видел впервые, а потом спросил:

-Чем ворон похож на письменный стол?

В конце концов мне удалось его отмыть. К тому времени он уже слегка очухался и смог стоять, держась за стенку ванны, пока я ходил за полотенцем. Он поместился в него почти весь, из полотенечного кокона торчали только голова с жалко обвисшими рыжими сосульками, да тощие лодыжки. Я вытащил его из ванны, держа на локте, как ребенка.

-Моя одежда! – запротестовал он, пытаясь вырваться.

-Твоё барахло никуда не годится! – сказал я, утихомиривая его легким шлепком в районе пятой точки. – Да и не нужно тебе пока.

-Что значит «не нужно»? Моя шляпа…

-Не дергайся, болван, а то уроню! Никуда не денется твоя шляпа!

Я отнёс его в спальню, посадил на край постели и принялся рыться в шкафу в поисках подходящей рубашки.

-Эй!— окликнул он.

-Чего тебе, Хайтопп!— огрызнулся я, на секунду прекращая раскопки и обернувшись к нему. Он смотрел на меня рассеянным взглядом безумца.

-Светит звездочка с небес, непонятно на кой бес…— его голос напоминал скрежет металла о металл— …они уже летят сюда…и скоро будут здесь…

Я наконец нашел, что искал. Расстелил на столе и взялся за ножницы, обкорнав наполовину. Теперь должно подойти.

-Эй, отстань от меня!— запротестовал он, когда я стащил с него полотенце и принялся натягивать обрезанную рубашку.

-Мне что, сделать тебе больно?— прорычал я, вперив в него свой самый злобный взгляд. Он испуганно сжался, позволив мне довести дело до конца. Рубашка доставала ему до пят, руки утонули в рукавах, но их я обрезать не стал. Он попытался подтянуть их, вопросительно уставившись на меня. Я продемонстрировал одну из своих фирменных улыбок.

-Будешь доставать меня, Хайтопп, эта рубашка превратится в смирительную!

Он кивнул, по-прежнему глядя на меня так, словно видел впервые.

-Вот, держи! – я поддернул рукава, засучив их до запястий, и сунул ему в руки стакан молока и кусок хлеба с маслом, которые приготовил себе на ужин. Он несколько секунд разглядывал их, потом принялся за еду. А я тем временем притащил из соседней спальни пару одеял и соорудил себе постель у стены.

-Спасибо, — сказал он, когда я подошел, чтобы забрать пустой стакан.

-Пожалуйста, -пробурчал я, помогая ему улечься и набрасывая одеяло.

Было уже совсем темно. Я поднялся в башню и зажег фонарь, как делал каждый вечер все семь лет. Чтоб если Она вернется ночью, не пришлось блуждать в темноте. Потом спустился во двор, как мог прибрал устроенный рыжим психом бардак и запалил светильники у ворот и на аллее, ведущей к замку. Огарок, что я оставил в спальне, успел прогореть до конца, но я не стал зажигать новую свечу. Не раздеваясь, рухнул на постланные в углу одеяла и вырубился. Проснулся я среди ночи, словно подброшенный неясным ощущением тревоги. Сел на постели, прислушался. Где-то далеко гремел гром. Я подошел к окну и выглянул. Небо казалось вполне чистым, но за темной стеной леса виднелись слабые вспышки. Странно, на молнии вроде непохоже…Я закрыл окно и поплотнее сдвинул шторы. С кровати доносилось хриплое, неровное дыхание, невнятные стоны, несколько раз он произнёс Её имя. Чувствуя неладное, я зажег свечу и склонился над постелью. Хайтопп метался, одеяло наполовину сползло с него, рубашка гармошкой собралась у подмышек, открыв почерневшие ребра. Я положил ладонь ему на лоб, чтобы немного утихомирить, и тут же отдернул. Он весь горел! Я смотрел на его бледное лицо в красных пятнах жара и ощущал непонятный страх. Он снова заметался, потом обмяк и жалобно простонал: