– Наталия Алексеевна, может быть, и правда не стоило браться за выработку единой концепции учебника истории?
– Мое искреннее убеждение – выработка такой единой концепции была необходима. Надо отличать серьезные исторические исследования от школьных учебников, созданных для детей, еще не обладающих ни панорамным мышлением, ни развитым критическим сознанием, ни набором знаний, необходимых для того, чтобы самому давать какие-то оценки. Во всем мире эти предметы разграничены. Недавно во Франции проходил круглый стол, посвященный эволюции исторического сознания, и один из известных историков и социологов так прямо и сказал: есть история для историков, история для преподавания и история для информационного поля.
– Вы хорошо знакомы с общественной жизнью Франции. А как там преподают в школах историю?
– Читая французские учебники, всегда замечаешь: в них нет диаметрально противоположных взглядов ни на одно событие. Хотя у французов, поверьте, также немало того, что они неохотно вспоминают. Например, в XX веке это капитуляция Франции перед фашистской Германией, которую подготовили, по мнению социологов, именно нигилизм и обличение несостоятельности Франции интеллигенцией после Первой мировой войны. Это убило историческую энергию, дух самостояния в Истории, вывело на авансцену политической жизни пораженческие круги, не верившие в собственную страну. Если брать более далекие времена, то французы потихоньку перестали говорить, что замечательная триада «свобода, равенство, братство» вообще плавала в океане крови, залившем Францию больше, чем режимы XX века. Вообще именно якобинцы были родоначальниками понятия «революционный террор», который большевики только повторили. Тем не менее, памятник Дантону, например, так и стоит на бульваре Сен-Жермен в Париже, есть и мемориальные доски Робеспьеру. Никто не собирается из учебников изымать эти страницы. В западной истории вообще много страниц кровавых, ведь любая история пишется людьми, а на их пути всегда есть взлеты, падения, грехи, заблуждения, подвиги… Поэтому при написании учебника, особенно в части, касающейся XX века, мне кажется очень важным, чтобы авторы нашли в себе силы не остаться внутри спора современников, не встать на одну из сторон, а подняться над этим спором и дать панорамный анализ. История по истечении времени сама обобщает то, что произошло, и уже без гнева и пристрастия судит о событиях и их роли в истории.
– Но возможно ли это в России?
– Конечно, мы, русские, всегда будем спорить о своей истории. Наверное, мы бы перестали быть русскими, если бы не дискутировали о том, например, кем был Иоанн Грозный. Потому что нам небезразлично нравственное содержание власти и истории. Однако на Западе никто не стыдится ни Екатерины Медичи, которая за одну Варфоломеевскую ночь загубила больше, чем Иоанн Грозный за 30 лет своего царствования, ни Генриха VIII, который обезглавил не только своих жен, но и гуманиста Томаса Мора. Нам тоже нужно учиться именно так относиться к собственной истории. Мы за последние двадцать лет не раз оказывались свидетелями того, как политические воззрения настолько окрашивали отношение к историческим событиям, что несчастный школьник просто был на пороге раздвоения сознания. Кстати, жажда иррационального вселенского обличительства у пресловутого «креативного» класса проистекает в значительной мере из почерпнутого из СМИ и блогосферы нигилистического отношения ко всей российской истории…
– Какова, на ваш взгляд, основная цель преподавания истории в школе? Должно ли у школьников возникнуть чувство, что они живут в великой стране с великой историей?
Да, должно! И лично я считаю это очень важным. Об этом заботятся во всем мире – чтобы новое поколение не утратило уважения к собственной стране и собственной истории. Потому что именно это делает человека гражданином. Я прожила в США восемь лет, работала в секретариате ООН. Американские школьники каждое утро поднимают флаг своей страны и поют гимн. Во Франции каждый муниципалитет обязан проводить выставки, водить детей к мемориалам погибших за Родину. Дети воспитываются исключительно на самых ярких позитивных страницах истории. Там не скрываются страницы печальные, трагические, может быть – даже преступные, но, тем не менее, на них никогда не делается акцент. Ведь человек всегда в себе самом больше всего ценил светлые порывы, на них воспитывались следующие поколения. История и философия – две науки, которые формируют мировоззрение человека и являются питомником его идеалов. Совершенно не надо стыдиться любви к своему Отечеству – она так же естественна, как любовь к матери. Мать соседа может быть и умнее, и красивее, и моложе. И успешнее, как сейчас модно говорить. Но ребенок любит свою мать и очень переживает, когда слышит о ней дурное. Национальное самосознание вовсе не означает завышенной самооценки или ощущения превосходства над другими, любование своими грехами, которых у нас предостаточно, как у любой нации… Это просто чувство сопричастности не только к событиям сегодняшнего дня, но и к прошлому, и к будущему. В основе такого сознания лежит интуитивное чувство разделения понятий государства и Отечества.