Существо за ее спиной явно не собиралось выпускать ее отсюда, поэтому она остановилась и повернулась к нему.
Маска таяла и оплывала, сквозь облик Мими проступали другие черты, и Сюзанна была странно рада, увидев их, хотя и не чувствовала себя готовой к борьбе с этой женщиной Иммаколата.
– Моя сестра, – сказала она, и воздух вокруг заплясал откликаясь на ее слова, – моя сестра, Ведьма, отыграла свою роль. Она ведь не ошиблась? Ты – дитя Мими.
– Внучка.
– Дитя, —последовала категоричная реплика.
Сюзанна смотрела ей в лицо, завороженная бездонным горем, застывшим в ее чертах.
– Как смеешь ты жалеть меня? – воскликнула Колдунья, словно прочитав ее мысли, и тут что-то заклубилось в воздухе вокруг ее лица. Что-то яркое.
Сюзанна не успела разглядеть, что это; у нее хватило времени только уклониться от непонятного вещества. Стена за ней содрогнулась, будто от удара. К ней устремилась следующая вспышка света.
На этот раз она не испугалась. Потеряв грань между реальностью и воображением, она протянула руки к веществу, пытаясь поймать свет.
Ее ладони обожгло словно струёй ледяной воды. Струёй, в которой кишели бесчисленные рыбы, туда-сюда, быстрее и быстрее. Она сжала кулаки, чтобы схватить этих рыб, и потянула.
Это вызвало три следствия. Дико закричала Иммаколата. Звон в голове у Сюзанны неожиданно прекратился. И, наконец, все, что чувствовали ее руки – холод воды и кишение мелких существ в ней, – все это неожиданно оказалось внутри.Ее тело превратилось в поток, во что-то, состоящее скорее из мысли, чем из плоти, и невероятно древнее. Иммаколата словно разбудила в ней долго, всю жизнь дремавшие силы.
Никогда еще она не ощущала такой полноты бытия. В сравнении с ней все желания – счастья, удовольствий, власти – казались мелкими и ничего не значащими.
Она поглядела на Иммаколату и в своем новом состоянии увидела в ней не врага, а женщину, в которой бушует тот же поток, что и в ней. Да, испорченную и полную зла, но не чужую ей.
– Делаешь глупость, – сказала Иммаколата.
– Разве? – Сюзанна так не думала.
– Тебе было бы лучше, если бы тебя не нашли. Если бы ты никогда не попробовала менструма.
– Менструма?
– Теперь ты знаешь больше, чем тебе бы хотелось знать, и чувствуешь больше, чем хотелось бы чувствовать, – в голосе Иммаколаты, как ни трудно было в это поверить, появилась жалость. – И это никогда не кончится, поверь мне. Лучше, если бы ты жила и умерла Кукушонком.
– А как умерла Мими?
Ледяные глаза вспыхнули.
– Она знала, на что шла. В ней текла кровь Чародеев. Ты тоже из их породы, через эту старую дуру.
– Чародеи? —столько новых слов сразу. – Так это они живут в Фуге?
– Они уже мертвецы. Не советую искать у них ответов. Скоро они превратятся в пыль, как все в этом вонючем Королевстве. Мы это устроим. А ты одна, как она.
Это «мы» напомнило Сюзанне о торговце.
– А Шэдвелл тоже из Чародеев?
– Что? —это ее словно развеселило. – Нет, конечно. Просто я дала ему кое-какую власть.
– Зачем? – Сюзанна мало что понимала, но догадалась, что отношения между компаньонами отнюдь не безоблачны.
– Он научил меня, – рука Иммаколаты потянулась к лицу, и, когда она ее отняла, на лице сияла приветливая, хотя все равно холодная, улыбка. – Он научил меня притворяться.
– И за это ты стала его любовницей?
Колдунья издала звук, отдаленно напоминающий смех.
– Любовь я оставила Магдалене, своей сестрице. Ей это нравится. Можешь спросить у Муни...
Кэл.Она забыла про Кэла.
– ...если он захочет тебе рассказать.
Сюзанна оглянулась на дверь.
– Да-да, иди. Иди к нему. Я не стану тебя задерживать.
Свет в ней, менструм, знал, что Колдунья не лжет. Этот поток связывал их, но как и чем – Сюзанна пока не понимала.
– Битва уже проиграна, сестренка, – промурлыкала Иммаколата ей вслед. – Как только ты удовлетворишь свое любопытство, Фуга будет наша.
Сюзанна поспешила в магазин, начиная испытывать страх – не за себя, за Кэла. Она прокричала в темноту его имя.
– Поздно, – сказала Колдунья за ее спиной.
– Кэл!
Ответа не было. Она начала искать его, в промежутках выкрикивая его имя со все нарастающим беспокойством. Это место было настоящим лабиринтом; она то и дело попадала в тупик.
Сперва она заметила осколки стекла на полу, потом – распростертого рядом Кэла. Он не шевелился.
«Он был слишком хрупким, – сказал голос в ее голове, – как все эти Кукушата».
Она подавила эту чужую мысль.
– Не умирай.
Эта мысль была ее; она вырвалась из ее губ, когда она опустилась рядом с ним на колени.
– Пожалуйста, не умирай.
Она боялась дотронуться до него, боялась самого худшего, но знала, что помочь ему, кроме нее, некому. Его голова повернулась к ней. Глаза оставались закрыты, изо рта стекала струйка кровавой слюны, Она протянула руку, как бы желая погладить его волосы, но прагматизм еще не совсем покинул ее, и вместо этого она пощупала пульс у него на шее. Он бился, но слабо.