Выбрать главу

Так характерно пахнут травы и деревья, даже глина и песок имели свои особые, ранее им не замечаемые запахи. А уж вот этот вот запах ни с чем не спутаешь. Так может пахнуть только грязное, давно не мытое в русской бане тело. И ещё этот кислый запахот прелой кожи сапог.

«Словно козёл с суздальского торжища!»–промелькнуло в мозгу. «Интересно, а почему же с Суздальского?» –опять съехидничало сознание.

Стоять! Что за коляды!? С ума тут сходим?! Андрей напрягся и сел.

Головокружение понемногу прошло и он смог различить отменным ночным зрением, что одет он точно так же как и его недавний знакомец и, несмотря на такую вот экзотическую, по меркам 21 века одежду и обувь, она его ничуть даже не смущала. И вообще… Она была его!

Так же, как и лежащее напротив грудой изделие фирмы Seafox «маде ин Финлянд», прекрасная, кстати, куртка, для походов и рыбалки. В ней ему была никакая непогода не страшна! И на удар-разрыв, она словно бронежилет, нуу, как минимум, 1 класса (умеют же делать Финны для своих спасателей, да хоть и тех же рыбаков, или туристов).

Обувь – хорошие крекинговые ботинки от Hanwag Makra,ей тоже под стать-не скупился, когда по случаю покупал в командировке, и ни разу о том не жалел. И вот откуда у него, сейчас все эти знания с той открывшейся глубиной сведений и информации из века тринадцатого, что сами собой выплывали из глубины мироощущения?

Вобщем, на лицо – слияние сознания двух личностей, века 13 – Андрея сотника, отставного воина и командира, и века 21- Андрея Сотникова, отставного майора МЧС заработавшего с детства и заслужившего кличку «Сотник».      Слияние было очень гармоничным, никакого диссонанса, как в физической, так и духовной его сущности не было. Все навыки и рефлексы только улучшились. Сознание крепкое и уверенное, а знания человека древней Руси и России будущего приобрели огромную базу и взаимодополняли друг друга, как в теории, так и на практике.

В общем, обоим Андреям было абсолютно комфортно. Да и не было деления на того и другого, был он один и было ему хорошо!

Осталось вот только отдохнуть после такого непростого во всех отношениях дня, да и всё хорошенько обдумать.

В качестве места для ночлега лучше всего подходила небольшая полянка локтях эдак пятьсот, нуу или в метрах трёхсот от оврага. Был там небольшой ручеек, чтобы воду набрать в котелок, да и за дровами ходить не нужно, всё рядом. Ещё загодя, проходя мимо, приметил он стоявшую там сухую сосну. Так что, накинув на плечи рюкзак да походный мешок и прихватив лопатку с вещами, лежащими у Креста, Андрей повернулся к нему лицом, затем глубоко поклонился, перекрестясь и, шепча про себя вечную молитву, зашагал, неспеша в нужное ему место.

Дорога много времени не заняла. Опять порадовало, что видит и слышит он прекрасно.

Уж как дозорному следопыту – Сотнику это очень даже в помощь!

Затем несколько минут хлопот по разбивке ночлега, и вот уже в плоском армейском котелке закипает водичка. Осталось только сварить картошечку, да с лучком и салом её потом и умять. Андрей расстегнул клапаны и замок рюкзака, достал из него большой пакет и крепко задумался:

–Раннее средневековье. Помимо многочисленных нашествий врагов и эпидемий, перед человеком этого времени всегда остро стоял вопрос голода. Очень частыми были неурожаи и засухи, отчего и вымирали здесь нередко целыми семьями, а бывало, что и селениями да городами. Виной тому, в основном, были неблагоприятные климатические условия. Холодновато было на Новгородщине!

Нередко бывало, что и в июне-то выпадал снег, ну а уж про возвратные заморозки в мае и июне, да про затяжные дожди, вообще говорить не приходилось.

Вот какое подробное описание страшного голода 1230 года от Рождества Христова даёт писатель историк Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского»:

«Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; Между тем голод и мор свирепствовали, цена на хлеб сделалась неслыханная: За четверть ржи платили уже гривну серебра, или семь гривен кунами. Бедные ели мох, жёлуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; Некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных, имевших хлеб в своих житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мёртвыми, которых было сочтено до 42 000; На улицах, на площадях, на мосту гладные псы терзали множество непогребённых тел людских и самых живых оставленных младенцев; Родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам. „Не было жалости в людях, – говорит Летописец: – казалось, что ни отец сына, ни мать дочери своих не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!“ Кто мог, бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева. В одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч людей.»