Выбрать главу

Совпадение упреков, которые адресовали Карамзину столь несходные между собой литераторы, как г-жа де Сталь и адмирал Шишков («француз»), слишком знаменательно, чтобы мы могли просто пройти мимо.

Как мы уже говорили, современники легко переносили особенности литературной позиции Карамзина на его человеческую природу. Так, когда Карамзин готовился вступить в свой первый брак (с Елизаветой Ивановной Протасовой), А. С. Кайсаров, член Дружеского литературного общества, кружка начинающих московских литераторов, воспитанных на произведениях Карамзина и ревниво его критиковавших, с пылом, с каким дети осуждают своих родителей, напирал пародию «Свадьба Карамзина». Вся она представляла чин свадебного богослужения, смонтированный из стихотворений жениха. Поэзия Карамзина непосредственно переносилась на его личность.

«Новобрачные имели в руках по букетику ландышей. Жрец Природы предшествуя им, пел с обеими ликами следующий псалом с припевом:

Лишась способности грешить. И другу, недругу закажем Кого нибудь в соблазн вводить; Лишась способности грешить, Прямым раскаяньем докажем, Что можем праведными быть, Лишась способности грешить. Отныне будет все иное, Чтоб строгим людям угодить Лишась способности грешить Мужей оставим мы в покое, А жен начнем добру учить, Лишась способности грешить <…>

По окончании слова жрец вопросил:

Кроткий юноша! хочешь ли ты соединить судьбу свою с судьбою этой прекрасной девицы? На что К<арамзин> отвечал:

Чином я не генерал, И богатства не имею; Но любить ее умею. Потом жрец вопрошал о том же и невесту. Тут прекрасная вздохнула, На любезного взглянула, И сказала: я твоя! <…>

После чего жрец читал следующее воззвание к Купидону:

Жрец: Природе помолимся! Лик: Мать любезная, помилуй! Жрец: Очарован я тобою Бог играющий судьбою, Бог коварный — Купидон! Ядовитою стрелою Ты лишил меня покою. Коль ужасен твой закон, Мудрых мудрости лишает! —

И паки другое воззвание к природе.

Жрец: Природе помолимся! Лик: Мать любезная, помилуй! Жрец: Священная природа! Твой нежный друг и сын Не винен пред тобою. Ты сердце мне дала; Твои дары благие Украсили ее — Природа! ты хотела, Чтоб я ее любил.

По окончании воззваний две горлицы принесли венки для новобрачных. <…>

Абие малая эктения и Грации приносят чашу с слезами чувствительности. Жрец Природы подносит ее трижды сперва мужу, а потом жене, в которую нежные их сердца прибавляют еще по нескольку капель сего небесного дара. — Грации отдают чашу зефирам, которые и относят ее в святилище. <…>

По сем жрец ведет их вокруг жертвенника и поет настоящие тропари, а за ним и оба лика:

Тропарь глас А. вместо Исайя ликуй!: Пора, друзья, за ум нам взяться, Беспутство кинуть, жить путем, Не век за бабочкой гоняться, Не век быть резвым мотыльком. Иний тропарь. Глас Д. вместо слава тебе и проч. Какой закон святее Врожденных сердца чувств? Какая власть сильнее Любви и красоты? Иний тропарь. Глас N вместо святии мученици. Я неволен, Но доволен, И желаю пленным быть…»[6]

Слияние биографически-документальной личности автора и чувствительного героя лирики порождало первое из лиц Карамзина, обращенных к читателю, — чувствительное: «нежной женщины нежнейший друг», удалившийся от государственной службы, честолюбия и чинов, но также удаленный от общественной борьбы и ее страстей. Однако это не была просто литературная маска или пародийный образ, созданный полемистами. В биографии Карамзина такой человек вполне реален. Таким его знали и любили Плещеевы. Для Настасьи Ивановны Плещеевой, с которой Карамзин в юные годы был связан нежной платонической дружбой и сестра которой стала первой женой писателя, это и был истинный Карамзин. И когда, после возвращения писателя из европейского путешествия, она увидела другие черты его личности, ей показалось, что подлинный «лорд Рамзей» затерялся под какими-то чужими и наносными чертами. Она винила путешествие, «проклятые чужие краи». Однако тот идиллический Карамзин не исчез бесследно. Отступив на задний план, он остался в личности Карамзина, как остается молодость в личности повзрослевшего человека. Но враги Карамзина — литературные и личные — долго еще будут полемически отождествлять этого Карамзина с Карамзиным как писателем и личностью. В пародиях и памфлетах его будут выводить под именем Ахалкина.