Гололоб (Колоколову). Играй!
Колоколов (берет аккордеон). Заказывай.
Гололоб. Шотландскую застольную, музыка Бетховена. Точно. Играй. (И он сам и другие подпевают. Запевает.)
Постой! Выпьем, ей-богу, еще!Постой, хлопец. Давай сначала, а то душа поет, а голоса нема. (Снова запевает застольную песню Бетховена.)
Постой! Выпьем, ей-богу, еще! Бетси, нам грогу стакан! Последний в дорогу! Бездельник, кто с нами не пьет.Хор.
Налей полней стаканы! Кто врет, что мы, брат, пьяны? Мы веселы, право.Гололоб.
Ей-богу! Ну кто так бессовестно врет?Поезд резко останавливается. Симочка выпрыгивает из вагона, другие задержались оттого, что донеслись слова диктора, который дочитывает последние слова приказа Верховного Главнокомандующего: «…объявляю благодарность руководимым вами войскам! Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей родины. Смерть немецким захватчикам! Верховный Главнокомандующий Сталин».
(Уходящим на полустанок обитателям теплушки.) Узнайте, какой город взяли.
Все, кроме Гололоба, Маруси и Глаголина, уходят.
(Строго и хмуро.) У тебя, Маруся, наверно, в голове прошло. На будущее время при Симочке про эти темы надо помолчать.
Маруся. А про какие? Я и забыла.
Гололоб. С Симочкой надо осторожно… Вы слыхали, как она нервно разговаривает? Мы с помощью этой самой Симочки освободили из городской тюрьмы сразу за один налет всех заключенных.
Глаголин. Да, да… дитя войны… израненные души.
Гололоб. То-то и оно. Вошла в доверие к немцам. С начальником тюрьмы друзья-приятели. Вы ж сами понимаете, товарищ полковник, таких заданий не дают, это дело твоей воли. Не надо при ней касаться этих тем… кто там жил с немцами, кто не жил… Разве не видно: у них с Колоколовым получается что-то совсем серьезное… Красивое… Может быть, она страдает этой темой. Не надо. Конечно.
Маруся. Боже ж мой!.. Ведь ты молчал.
Гололоб. Молчал и через силу говорю… Конечно.
Поезд медленно трогается.
Маруся. Смотрите, едем… еще останутся. Симочка!
Входят моряк, начальники станций. Софа, Симочка и потом Колоколов.
Колоколов. Георгий Львович! Микола! Симочка! Маруся! Вы слыхали? Наш город освобожден. Георгий Львович! Мы с этой минуты едем прямо домой.
Глаголин (легкий хмель). Колоколов, я с вами, только с вами… Вы, Андрей… нет, все вы действительно неувядаемые люди. Сейчас что-то кончается, — наступит новое, другое… Мне трудно выразить… Что-то громадное… Мне надо снова в громадный мир… а я не тот…
Гололоб. Кто куда, как говорится, а мы поедем в лес… Нам еще в лесу работы хватит.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Руины городской площади. Теплый летний вечер.
Глаголин. Вот оно, какое возвращение.
Пение.
Что это? Кто там поет? С ума схожу я, что ли?
На площадь вышел Колоколов со своим аккордеоном.
Колоколов. Георгий Львович! Георгий Львович! Ну и Помпея! Мертвый город! Я будто не пугливый, а как-то жутко. Право слово, играл, чтоб пошуметь.
Глаголин. Там, за театром, в тупике, был мой дом. Ни дома, ни тупика.
Колоколов (поднял голову к небу). Эй вы, будущие грядущие поколения, молитесь нам, товарищи! Вот как чувствовали себя люди в великие эпохи! Вы не сердитесь, Георгий Львович! Я прямо-таки переживаю торжественность момента. Но как, по-вашему, тут разминировано?
Глаголин. Право, я и не подумал.
Колоколов. Прекрасно. Вас, саперов, может быть, мины не берут, но я пехота.
Глаголин (привычно осмотрелся). Нет, конечно, разминировано.
Колоколов. И то хлеб. Хочу пожить без лишних впечатлений… Эх!.. (Снял свою тужурку, засучивает рукава. Переполнен удовольствием.)
Глаголин. Чем вы собираетесь заниматься. Колоколов?
Колоколов. Сотворением мира. По библии… Вначале было слово и слово было — бог! Дальше я не знаю, но припоминаю, что бог имел хорошие привычки и действовал положительно.(Вырывает из земли немецкий крест, каску подбрасывает вверх ногой.)
Глаголин (отвернулся). Силы вам некуда девать.
Колоколов. Георгий Львович, не могу… Я туг мальчишкой бегал. Я тут испытал свой первый поцелуй. (С крестом в руках.) Обер-лейтенант Иоганн фон Биренбаум… (Бросает крест.) Сие есть наше первое мероприятие по благоустройству. Можно даже написать в газету: «И снова закипела жизнь в освобожденном городе».