Максом Сваном руководили в жизни два интереса: деньги и секс, что было не совсем обычно, потому что мужчины, одержимые жаждой накопления, как правило, мало интересуются сексом. Макс был исключением. Во всяком случае, несмотря на свою всепоглощающую страсть к женщинам, он хотел быть богатым, еще богаче, самым богатым. А Джоанна хотела переиграть семью, которая окрысилась на нее, и потому тоже стремилась сделать Макса богатым, еще богаче, самым богатым. Она посвятила себя методичному изучению всех деталей работы строительной компании, создаваемой Максом, оставив ему только заправлять делами. Первый этап строительства жилых домов логически перешел во второй, когда вполне осуществимой мечтой каждого американца стал собственный дом за белым забором. Люди потянулись из блочных домов и стали покупать землю, чтобы построить на ней особняки. В это время Макс присоединил к своей строительной империи империю по торговле недвижимостью. Он открыл ряд контор, занимающихся куплей-продажей квартир и домов за хорошие проценты. Дальше нужно было позаботиться о том, чтобы люди могли купить все, что требуется для дома, и Макс начал строительство сети магазинов, которые через четыре года сделали его баснословно богатым. Каждый новый виток в его карьере делал его еще более довольным, несгибаемым, самоуверенным и неистовым, и женитьба все меньше интересовала его.
Джоанна имела все: драгоценности, шикарные шубы, «мерседес», но с каждым днем становилась все несчастнее. Она пробовала быть доброй и терпеливой. Она обещала подождать. Она осыпала Макса поцелуями и купала в своей любви, пробуя все изощренные способы секса, которые можно вообразить. Все было напрасно.
Макс ходил вокруг да около, обещал поговорить с Эсме, клялся, что попросит у нее развода, но дальше обещаний дело не шло.
Макс оставался женатым мужчиной, а Джоанна – непреклонной в достижении своей цели.
– Тебе особый подарок от папы, – сказала Элен вечером накануне дня рождения Бренды, вручая ей большой сверток. Бренда с нетерпением развязала ленточки, сорвала оберточную бумагу и, отбросив ее в сторону, заахала при виде колбочек и пробирок, спиртовки, баночек с реактивами, маленьких кусочков лакмусовой бумаги и описаний, как проводить опыты.
– Это мне подарил папа? – пытливо вглядываясь в Элен, спросила Бренда. Ей хотелось знать наверняка, что подарок выбрал именно он.
– Да, – сказала Элен. – Он купил его для тебя до того, как он… – она внезапно оборвала фразу, не желая произносить ужасного слова —…до несчастного случая.
– Папа не ответил на мое приглашение, – задумчиво сказала Бренда, словно не слышала слов Элен. – Может, он все-таки придет?
– Нет, девочка, – мягко произнесла Элен.
На мгновение в комнате повисла гнетущая тишина. Мать знала, что она никогда не сможет заменить утраченного отца. Дочь, сердитая на судьбу, могла сорвать зло только на матери.
– Но он ведь сделал мне подарок, – настойчиво сказала она. – Значит, он помнил. Он не забыл.
– Он купил его до несчастного случая, – терпеливо объяснила Элен. Она не знала, правильно ли поступила, подарив дочке набор юного химика. Кто знает, как надо поступать? Как узнать, что правильно, а что нет, если ты никогда не был в подобной ситуации и не мог себе ее даже представить?
Бренда посмотрела на подарок, провела по коробке рукой, словно хотела убедиться, что он существует на самом деле, и подняла глаза на Элен.
– Можешь мне не объяснять. Я готова поспорить, что ты не права, и папа придет на праздник.
Праздник начался хорошо. Девочки в нарядных платьицах, с лентами в волосах. Аккуратно причесанные мальчики в наглаженных брючках. Бренда с любовью разложила свои сокровища из набора юного химика – пробирки, реторты, лакмусовые бумажки, спиртовку – так, чтобы продемонстрировать их во всем блеске. Элен подарила дочери настоящую подзорную трубу со штативом. За свой подарок она удостоилась лишь поцелуя в щеку, а самым большим комплиментом было: «Потрясающе!», как Бренда восклицала, давая своим друзьям посмотреть в окуляр.
Пока гости охали и ахали, Бренда то и дело поглядывала на дверь, надеясь, что та откроется. Она ждала, что отец придет. Самым большим подарком для нее было бы, если бы этот кошмар кончился.
Дети жевали бутерброды и чипсы, а дверь, словно магнит, продолжала притягивать взгляд Бренды. Девочка все еще ждала, что отец не подведет ее, не допустит, чтобы она была несчастна.
Подали торт и мороженое. Бренда, не отрываясь, сверлила дверь взглядом, всей душой желая, чтобы та открылась и на пороге появился отец, живой и здоровый.
Бренда загадала желание и, задув свечи, снова взглянула на дверь. Элен знала, что загадала ее дочь.
Но дверь не открылась.
Бренда наконец поняла, что чуда не произойдет, что кошмар, в котором она жила последнее время, ей вовсе не снится, и отец действительно ушел навсегда.
Бренда вдруг схватила из камина кочергу и изо всей силы стала колотить по отцовскому подарку, превращая колбы, реторты и пробирки в груду осколков, острых и опасных, как и ее рухнувшие надежды. Ошарашенные одноклассники в ужасе смотрели на нее. Она опрометью бросилась в свою комнату и, запершись, наотрез отказалась выйти.
В тот вечер Бренда впервые после смерти отца приняла утешения Элен. Бренда лежала на кровати, громко навзрыд плача. Обняв ее, Элен чувствовала, как содрогается от рыданий ее хрупкое тельце и удивлялась, сколько горя оно может вместить. Она крепко сжимала девочку в объятиях до тех пор, пока наконец рыдания не перешли во всхлипывания, и Бренда смогла говорить.
– Мама, неужели я когда-нибудь смогу забыть папу?
Еще один вопрос, на который нет ответа, но Элен все-таки постаралась его найти.
– Наверное, нет, – мягко проговорила она. – Но воспоминания не всегда будут причинять тебе боль.
Бренда долго молчала, обдумывая слова матери, прежде чем согласилась с ее доводом.
– Знаешь, сегодня я приняла решение. Я стану химиком, – вдруг сообщила она.
– Я думала, ты собираешься работать в какой-нибудь фирме, – улыбнулась Элен. Бренда любила подражать Филу и часто играла в «фирму».
Девочка на минутку задумалась, а потом сказала:
– А я буду сразу химиком и буду работать в фирме, как папа.
По специальности Фил был химиком, и до того, как уйти в коммерцию, занимался анилиновыми красителями и производством красок.
Элен про себя улыбнулась наивным планам дочери. Маленькие девочки вырастают не для того, чтобы стать химиками или директорами. Они взрослеют, чтобы быть женами и матерями, но Элен решила оставить эту мысль при себе. Бренда слишком много пережила за этот день, крах еще одной мечты был бы для нее невыносим.
Бедняжка Бренда. Она была папиной дочкой, а теперь вдруг отец ушел навсегда.
С того самого дня Бренда стала обожествлять своего отца. Он стал ее идолом, героем. Она не терпела никаких замечаний в его адрес. Комната Бренды превратилась в святилище памяти Фила. Стены были увешаны его фотографиями. Серебряная рамка, которую Элен принесла с работы мужа, стояла теперь на столе у Бренды, и девочка время от времени с благоговением начищала ее. Она засыпа́ла, крепко прижимая к груди свитер Фила.
Элен знала, что чувствует дочь, потому что и сама сейчас чувствовала то же. Память избирает только самое хорошее.
Когда Фил был жив, дни рождения были настоящими праздниками.
Когда Фил был жив, люди тянулись к ней.
Когда Фил был жив, в квартире не переставая звонил телефон.
Когда Фил был жив, дом был полон жизни.
Когда Фил был жив, дети были счастливы.
Когда Фил был жив, она была счастлива.
Когда Фил был жив, все было изумительно.
Фил.
Орлиный профиль, нежная загорелая кожа, пронзительные зеленые глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Он был самым заметным парнем среди студентов Пенсильванского университета. Когда Элен поступила в университет, Фил был уже старшекурсником. Он ездил на белом «олдсмобиле» с откидным верхом и красными кожаными сиденьями, одевался в модные костюмы из твида или прекрасной шерсти и имел поклонниц по всему Западному побережью. Он был научным редактором университетской газеты и президентом братства. Он прекрасно успевал по всем предметам и считался третьим игроком в команде теннисистов. Все любили находиться в его компании, подражали ему, хотели нравиться. Парни ценили его, а девушки обожали. Они оказывали ему знаки внимания, окружали его материнской заботой, обольщали, пытались стать его «лучшим другом», расставляя перед ним всевозможные капканы.