— Иван, опять привлекут за хулиганство, — поморщившись от мощного рыка, попытался охладить пыл подвыпившего соседа Варламов и посмотрел на часы. Было начало двенадцатого.
— А Павел, это ты… — узнал подошедшего Куделка и грозно потряс воздух кулаками. — Представляешь, этот стервец Боби опять поколотил Уитни!
Иван, слесарь ЖЭКа, тщедушный и невзрачный, имел странную и почти роковую страсть -- дитя брянских лесов сходил с ума от заочной любви к темнокожей заокеанской красавице Уитни Хьюстон, чем навлекал на себя как заслуженное негодование со стороны домочадцев и многочисленной родни, так и кучу разнообразных неприятностей. Влюбленного это нисколько не смущало, даже наоборот, как он считал, эта возвышенная любовь приносила ему и определенные выгоды. Во-первых, ревность своей “половины”, которая в свое время, будучи еще молодой и красивой, доставила ему немало хлопот на той же почве ревности, во-вторых, заслуженную, на его взгляд, репутацию знатока женских прелестей.
— Я не знаю, что я с ним сделаю! — вновь взревел Куделка, распаляясь все больше и больше. –- Я его изуродую, как Бог черепаху. Я его заставлю ползать перед ней на коленях! Такое сокровище в руках, а он вон что вытворяет! –- на глазах Куделки показались слезы. –- Ну куда ж это годится, а, Павел? Где в мире справедливость?
Вверху раздался стук открываемого окна.
— Иван, сейчас же марш порой! Сколько ты меня еще позорить будешь? — наконец грозным голосом дала знать о себе "половина".
Куделка испуганно вжал голову в плечи, но тут же вновь выпрямился и сделал независимый вид.
— Правда, Иван, шел бы ты лучше домой, а там, глядишь, может быть, все и образуется… Ну, у нее… Ты должен понимать, о ком я говорю, -- опосредовано поддержал “половину” Варламов.
— Думаешь? — посерьезнел Куделка.
— Уверен.
— Такая деваха пропадает… – на глазах у Куделки вновь выступили слезы. -- А со мной она бы была счастлива. Ты ведь меня знаешь. Я бы ее на руках носил, пылинке не дал бы на нее упасть…
-- Конечно, Иван. Нет сомнений, -- заверил Варламов, как всегда, из жалости. –- Кстати, ты Глебова давно видел?
— Ну а где же я так набрался? Он, кстати, о тебе справлялся. Почему, грит, Павел не заходит. Горе, грит, в себе носить негоже, нужно идти к людям. Просил, если встречу, передать, чтобы ты к нему зашел.
-- Да? -- Варламов посмотрел на окна полуподвального помещения, в котором находилась дворницкая. В них тускло мерцал свет.
— Хорошо, тогда прямо сейчас, наверное, и зайду. А ты, это… — Варламов краем глаз заметил отделившуюся от подъезда дородную женскую фигуру. –- В общем, держись…
— Давай, ступай… — Куделка принял независимую позу, следя глазами за надвигающейся на него супругой. –- Я сейчас все выскажу этой стерве, -- без особого энтузиазма в голосе заверил он.
Как известно, не отличающиеся высоким ростом мужчины, имеют склонность жениться на женщинах отнюдь не малорослых. “Половина” Ивана Куделки в этом плане не была исключением. Высокая, широкая в кости, Тамара Алексеевна была чрезвычайно сварливой и воинственной, чем вполне оправдывала свое имя -- Тамара.
Подойдя к “жертве несчастной любви”, Тамара Алексеевна без лишних слов закатила мужу тяжелую оплеуху, и, железной хваткой вцепившись в пиджак, несколько раз сильно встряхнула.
— Иди домой, еще раз тебе говорю, Ромео. А то я не знаю, что с тобой сделаю! –- лицо Тамары Алексеевны покрылось красными пятнами.
Покарание Иван принял с гордым видом. Любовь, как известно, требует жертв.
Варламов тем временем на ощупь спустился по выщербленной лестнице и, постучав, вошел в помещение дворницкой.
— Добрый вечер, отец Анатолий, — бросил он в полумрак помещения и прислушался.
— Приветствую тебя, дитя мое, — донеслось из-за тонкой деревянной перегородки, разделяющей дворницкую на "светлицу" и "опочивальню". Скрипнул топчан. — В час скорби не ищи у стражников совета, а сердцем устремляйся в небеса, — задумчиво произнес показавшийся из-за ширмы хозяин –- могучего телосложения пятидесятилетний великан и, потеребив окладистую бороду, шагнул навстречу гостю.
— Мудрено сказано, — заметил Варламов, пожимая мозолистую руку.
— Да, это кто-то из мудрых сказал. Правда, не помню, кто. — Дворник отодвинул от стола две грубо сколоченных табуретки. — Садись, перебросимся парой слов.