— Хорошо. — Варламов сел.
— Ивана видел? – начал издалека Глебов.
— Видел.
— Возвышенная душа… Но бездомная и изголодавшаяся. Как, впрочем, и твоя. В этом вы очень похожи…
— Его душа уже, наверное, щи хлебает. Тамара Алексеевна их замечательно готовит, — предположил Варламов, явно желая подчеркнуть, что они с Куделкой не одного поля ягодки.
— Не о том говоришь… Не о том… -- покачал головой Глебов. -- Я вот что, намедни, в одной книжице вычитал. — Бывший протоиерей, расстриженный три года назад за регулярные запои и излишний интерес к особам противоположного пола, взял со стола книгу и, открыв на заложенной странице, принялся читать: — И согрел Атман… это, по-ихнему, Бог, — пояснил, — воду и создал пищу. Будучи созданной, пища пожелала ускользнуть от него. Он хотел схватить ее речью, он не смог схватить ее речью. Если бы он схватил ее речью, то можно было насытиться пищей уже произнося речь. Он хотел схватить ее разумом, но не смог схватить ее разумом. Если бы он схватил ее разумом, то можно было насытиться пищей уже размышляя о ней. Он хотел схватить ее детородным органом, но не смог схватить ее детородным органом. Если бы он схватил ее детородным органом, то можно было бы насыться пищей уже изливая семя...
— И чем же он ее схватил? — нетерпеливо поинтересовался Варламов. Привычка отца Анатолия обо всем говорить иносказательно обычно забавляла его, но сегодня ему было не до этого.
— Сердцем. — Глебов немного помолчал. -- Вот, что я имел ввиду, говоря о вас с Куделкой, -- сказал задумчиво после небольшой паузы.
— Ты меня хотел видеть? — предусмотрительно перешел в реальную плоскость Варламов, решив таким образом ограничить рамки разговора.
— Я хотел увидеть твои глаза.
— Увидел?
— Увидел. Плохо же, однако, тебе. — Глебов достал два граненых стакана и бутылку "Столичной".
— Нет! — замахал руками Варламов. — Я на днях уже того… До сих пор в себя прийти не могу.
— Не упорствуй, со мною можно. За упокой рабы Божьей Анастасии… — Хозяин уверенным движением наполнил стаканы и, вознеся глаза к потолку, выпил.
-- Хорошо, за это выпью, -- согласился Варламов и выпил тоже.
Закусили хлебом и репчатым луком.
— Дзен. Ничего нет, — покраснев лицом, проговорил Глебов и уставился в стену. — Бодхихарма прав. И апостол Павел тоже…
Варламову захотелось домой.
-- Ладно, мне пора, -- сказал он и попытался встать.
-- Сиди. –- Тяжелая рука Глебова легла ему на колено. –- Ты, я вижу, совсем себя потерял. А это -- не шуточное дело. Ох, не шуточное. Тебе нужна помощь –- самому тебе из всего этого не выкарабкаться.
Варламов почти минуту молчал.
-- Ты прав, отец Анатолий, я себя потерял. Уже давно. Смерть Насти была лишь последней каплей. –- Варламов вновь помолчал. -- Все началось значительно раньше, –- вдруг нестерпимо захотелось выговориться ему. -- Наверное, когда мне пришлось оставить хоккей. Это меня надломило. Я слишком много поставил на спорт. У меня были реальные перспективы играть в лучших клубах страны. Уже были предложения. Но судьба сыграла со мною злую шутку –- на тренировке я сломал голень. Перелом оказался очень сложным. Три операции, и в конце концов заключение врачей: хоккеистом мне больше не быть. Два года я отвалялся на диване в состоянии страшнейшей депрессии. Не знаю, как Настя все это пережила? Затем я пробовал заняться серьезным бизнесом. Неудачно. Вновь депрессия. И вот, наконец, я частный извозчик. –- Варламов криво усмехнулся. -- Но я обязательно возьму себя в руки. Обязательно! Я найду себя… -- на его скулах заходили желваки. -- Мне ведь еще растить дочь. Да и возраст критический –- тянуть больше некуда…
-- Вот и я об этом. Поиски себя –- дело нужное, но есть в этом занятии одна загвоздка: когда отправляешься на поиски себя, всегда есть опасность встретить самого себя. Не всем под силу пережить эту встречу. Я хотел тебя предупредить об этом. Мне было видение… -- Глебов замолчал, глядя куда-то сквозь стену. Казалось, он впал в транс.
-- Я все же пойду… -- Сняв с колена руку дворника, Варламов встал.
—– Тебя ждут большие испытания на этом пути. В конце концов, ты или поймешь, что не все во власти человека, или погибнешь… -- вновь ожил Глебов.