"Черт!..", -- моментально покрывшись холодным липким потом, Варламов со страхом уставился в собственные глаза напротив и, пораженный глубиной притаившейся в них безысходности, испуганно швырнул бритву в умывальник.
-- Кретин слабонервный! — выругался он сквозь зубы и, торопливо перекрыв горячую воду, сунул голову под тугую холодную струю. В висках бешено застучала кровь. "Тоже мне герой дешевого триллера…” –- подумал он о себе с явным сарказмом. Нестерпимо заныло под сердцем. “Еще немного, и я точно сойду с ума…”, -- тревожно пронеслось в голове.
За стеной утробно заурчал соседский унитаз. Прозаичность звуков подействовала успокаивающе. Варламов шумно выдохнул и вновь потянулся к бритве.
Кое-как покончив с бритьем, он взял с полки флакон "Gucci envi" и машинально посмотрел на свет. На дне еще оставалось немного парфюма. Он вылил остатки туалетной воды в ладонь и, зажмурившись, громко похлопал себя по щекам. Терпкий аромат хвои приятно заструился по коже.
В глубине квартиры зашелся трелью телефонный аппарат.
"Мать", — легко вздрогнув, подумал Варламов и, сунув ноги в тапки, зашагал к телефону.
Голос на том конце провода, действительно, принадлежал матери.
— Алло… Привет, мамуль… — глухим голосом проговорил Варламов в трубку и тяжело опустился в кресло. — Да так, вроде бы ничего… Я не убиваю себя –- просто пока не хочу никого видеть… — Лицо его заострилось. — Я знаю, что сегодня девять дней, но я все равно не могу прийти. Придут люди? Ну и что? Нет, я не приду -- это исключено. Слушай, ты же сама растила из меня атеиста! Хорошо, не буду… Всем, кто придет, передавай мою искреннюю благодарность и все такое… Ты лучше меня знаешь, что говорят в таких случаях. Как там Полина, потихоньку приходит в себя? Отлично, спасибо. Дай ей трубку. — Варламов поспешно откашлялся. — Алло… Привет, моя хорошая! — голос его зазвучал наигранно бодро. — Как ты? Соскучилась? Потерпи, совсем немножко осталось… К первому сентября я тебя обязательно заберу домой. Я ведь тебе обещал. Немного отойду от всего этого и заберу. Договорились? Ну вот и отлично. Будь умницей. Пока. Целую… — кляня себя за малодушие, скороговоркой выпалил он в трубку слова прощания, и нажал на рычаг.
Несколько минут Варламов сидел не шелохнувшись, раз за разом внутренне отражая волны накатывающего отчаяния. Что ни говори, трагическая смерть жены настолько потрясла его, что вот уже вторую неделю он медленно погружался в беспросветную тьму, уступая депрессии все новые и новые линии психической самозащиты.
"Я должен любыми судьбами с этим справиться! — наконец немного совладал с собой он и несколько раз нервно прошелся по комнате. –- Иначе я потеряю и Полину. Дети в таком возрасте не прощают малодушия…”
Варламов замер посередине комнаты и оглянулся по сторонам, пытаясь, зацепившись за что-нибудь взглядом, отвлечься от тягостных мыслей. Но и это не помогло. Скорее, наоборот. То, что успел схватить его взгляд, растревожило его еще больше… Непривычные, пока еще едва различимые, но уже вполне реально заявляющие о себе следы запустения сквозили во всем: и в слое пыли, тронувшей сединой мебель, и в беспорядочно разбросанной одежде, и в сдвинутых с привычных мест вещах, и даже, казалось, в воздухе. Дом, который он так любил, и где каждая мелочь была подобрана с необычайной любовью и вкусом, как ни странно, пугал его сейчас не перспективой грядущего хаоса, а именно этой, в подавляющем числе, не его продуманностью. Во всем чувствовалась рука Насти. Раньше это так не бросалось в глаза…
"В этом мире ни к кому, и ни к чему нельзя привязываться, — подумал Варламов, задержав взгляд на фотографии жены с траурной ленточкой наискосок. — Даже к любимым. Вернее говоря, особенно…"
Стараясь больше ни о чем не думать, он торопливо натянул на себя парадные брюки и рубашку. Посмотрелся в зеркало. "Сойдет", — отметил равнодушно и, сунув в карман бумажник, вышел из квартиры.
Ресторан "Варна" находился в трех кварталах от дома. По пути Варламов навязчиво силился объяснить себе, почему идет напиться именно в ресторан, что ни говори, гораздо проще это было бы сделать дома, пока не пришел в выводу, что широко известное: "на миру и смерть красна" в его случае было столь близко к истине, что подсознанию ничего больше не оставалось, как ухватиться за эту нехитрую народную мудрость.
Найденное объяснение его вполне удовлетворило. По крайней мере, на некоторое время сняло с души тягостный груз внутреннего конфликта.