На соседнем сидении, закинув ногу за ногу и сцепив ладони в замок, расположился Крысолов. Худощавое длинное тело чуть сгорблено, острый взгляд бледных сероголубых глаз вцепился в вошедшего словно крючок в лакомую добычу. Большой нос, похожий на птичий клюв, придавал лицу хищное выражение, и к тому же усиливали впечатление узкий подбородок и маленький, скривившийся в вечной полуулыбке рот. Белёсые жидкие волосы небрежно связаны в короткий хвост на затылке. Да, это он предложил отрезать пальцы обвиняемому. Если охарактеризовать Крысолова одним словом, то можно назвать его психопатом. Невозможно было понять, о чём он думал. В целом ведущий себя тихо, он мог посреди разговора сказать нечто такое, что собеседник сочтёт за жестокую шутку, не зная личности говорившего. А у Крысолова слова никогда не расходились с делом. Он любил чёрный юмор, самое безобидное из его изощрённых увлечений. Благодаря Крысолову Гилберт вышел на связь с бандитами из трущоб, требуя выполнить ту или иную работёнку, и тот всегда находил нужного человека. Но главная его обязанность заключалась в отлове шпионов. Гилберт контролировал верхушки, однако концы нуждались в надзоре не меньшем. Крысолов помог выстроить целую сеть надсмотрщиков и слухачей. Он стал работать на Гилберта с одним простым условием: глава не должен вмешиваться во время его допросов. Некоторых важных клиентов Гилберт брал на себя, но остальных отдавал в искусные руки Крысолова, который легко развязывал им языки. Попасть в камеру к этому сумасшедшему садисту считалось хуже самой смерти. Все, кто побывал там, больше не возвращались в академию, как и к нормальной жизни. Некоторые сходили с ума, пытались покончить с собой, прыгая с крыши, выпадая из окон или принимая яд. Барон часто напоминал Гилу, что держать рядом с собой подобного человека, всё равно что носить меч без ножен или ходить по лезвию ножа. Но на все доводы глава только смеялся и отвечал, что Крысолов приносит больше пользы, чем все члены Пятёрки вместе взятые. "К тому же, разве не весело наблюдать за тем, как кто-то делает за тебя грязную работу",- говорил он с довольной усмешкой. Также можно было заметить, что Крысолов работает с Гилбертом не только из-за денег или утоления своих садистских наклонностей. Он действительно уважал главу, уважал и, возможно, боялся, а, может быть, даже и поклонялся ему. Сложно сказать, какие чувства на самом деле испытывал этот скользкий и скрытный человек. В академии он учился не под своим именем, а, войдя в Пятёрку, и вовсе взял кличку. Одним словом, сумасшедший.
Что же касается третьего члена совета, Барона, то он разглядывал гостя с интересом. Ему нравились такие люди. Дерзкий и хитроумный Джейсон - определённо одна из важнейших фигур на шахматной доске королевства. И сильный противник, неудивительно, что Гилберт захотел заключить с ним союз. Но необходимо было поставить наглеца на место, Барон прекрасно понимал и это. Поэтому он с упоением наслаждался процессом суда и ждал шанса высказаться, чтобы загнать в угол обвиняемого. Конечно, он не стремился перетягивать одеяло на себя, все решения будут приняты главой.
Барон заслужил своё прозвище не просто так. Он являлся представителем старой аристократии и, подражая ей, носил изящные наряды, манерничал, соблюдал этикет. Но друзья знали, что это всего лишь маска, за которой скрывается человек не самых честных правил, любитель выпить, покутить и посмеяться над пошлыми шутками. Однако Барону всё сходило с рук, так как юноша был богат, знатен и умён, единственным наследником древнего рода, дальним родственником императора и к тому же прекрасным бойцом, одним из лучших мечников в академии, уступавшим разве что Цисси и самому Гилберту, разумеется. К тому же, едва вошедший в окружение Гилберта, Барон стал для него самым близким другом, если вкладывать в понятие о дружбе те смыслы, которые в него вкладывал Гилберт. Дело в том, что глава приближал к себе лишь тех, кто приносил пользу, кто был достоин его общества и разделял его мировоззрение. Гилберту нравилось находить в своём окружении отголоски себя самого, но никто из них не был ему равен, они все стояли на ступень, две, три , четыре ниже, в том числе и Барон. Никого Гилберт не подпускал слишком близко и тем более не раскрывал свою душу. Такое одиночество вовсе не тяготило его. Он принимал своё состояние как должное, как император, принимающий корону и руководство.