В апреле 1936-го некая высокопоставленная комиссия, скорее всего из ЦК КП(б)У, рекомендовала расформировать еврейский и польский отделы Киевского областного исторического архива, а кроме того, просить ВУЦИК (Всеукраинский центральный исполнительный комитет) отменить решение своего секретариата от 28 июля 1929-го об организации в архивах секций нацменьшинств[203]. Затем последовали «ликвидационные» постановления ЦК КП(б)У 1938 года «О реорганизации национальных школ на Украине» (10 апреля) и «О реорганизации особых национальных школ, техникумов, Одесского немецкого педагогического института и особых национальных отделов и классов в школах, техникумах и ВУЗах УССР» (29 июня)[204].
Формально закрытие ИЕПК было оформлено в виде протокольного постановления Политбюро ЦК КП(б)У от 16 мая 1936 года и решения Президиума Академии наук УССР (так отныне называлась высшая научная организация республики) от 29 мая[205]. Оба документа не содержали каких-либо подробностей и мотивировок, но предписывали, как и в случае с Институтом польской пролетарской культуры, создать взамен солидного научного учреждения куда более скромную структуру, подчиненную непосредственно президиуму академии[206]. В первом документе структура именовалась Кабинетом еврейской культуры, а во втором более узко – Кабинетом по изучению еврейской советской литературы, языка и фольклора.
Этномузыковед Моисей Береговский (1892–1961), перешедший в «кабинет» на должность заведующего фольклорной секцией, в одном из писем саркастически описывал произошедшее так:
Лейбович (сотрудник ИЕПК. – Е. М.) вам, конечно, рассказал о нашем замечательном финале (в отношении института). Предполагается, что я останусь в этом новом ублюдке, который будет создан вместо института. Однако зав этим кабинетом ни с кем переговоров не ведет, помещения не имеет и т. д.[207]
Коллектив ИЕПК в пору его расцвета насчитывал более 100 человек[208]. Штат пришедшего ему на смену «нового ублюдка» первоначально предполагалось укомплектовать «в составе трех научных работников языковедов, одного по литературе и одного по фольклору»[209]. Уже не было у Кабинета еврейской культуры ни аспирантуры, ни собственного вместительного трехэтажного здания – взамен оставшимся сотрудникам выделили лишь несколько комнатушек в другом помещении…
Ликвидация ИЕПК для непосвященных явилась неожиданностью, тем более что у властей, не обходивших учреждение своим вниманием, оно находилось на хорошем счету. Еще в мае 1930-го в постановлении ЦИК УССР «Об обследовании работы среди национальных меньшинств на Украине» создание и функционирование ИЕПК представлялось одним из наиболее важных факторов национально-культурного строительства[210]. В последующие годы заметно улучшилось финансирование института, он получил разрешение на издание двух периодических изданий – лингвистического сборника «Afn shprakhfront» («На языковом фронте») и ежеквартального общенаучного журнала «Visnshaft ип revolutsye» («Наука и революция»)[211]. А в 1934 году к существовавшим ранее семи секциям – исторической, филологической, этнографической, литературной (литературоведческой, литературы и критики), социально-экономической, педагогической и библиологической (книговедческой) – добавилась и восьмая: Биробиджана (биробиджановедения)[212]. В мае того же года директор ИЕПК Иосиф Либерберг стал членом-корреспондентом ВУАН[213]. В те же дни он председательствовал на весьма представительной конференции, посвященной функционированию и дальнейшим путям развития идиша, которая прошла в Киеве при участии представителей партии и правительства Украины[214]. Как знак признания заслуг Либерберга и руководимого им учреждения следует расценивать и появившуюся летом специальную подборку материалов о достижениях ИЕПК в главной киевской газете «Пролетарська правда», органе обкома КП(б)У, облисполкома и облпрофсовета. Всю третью полосу одного из номеров и даже часть четвертой занимали заметки ведущих сотрудников института в сопровождении их портретов. Присутствовала там и большая «подвальная» статья самого директора под заголовком «В борьбе за большевистскую науку»[215]. А осенью Либерберг – в преддверии торжественных проводов в Биробиджан, где ему предстояло возглавить исполком новообразованной Еврейской автономной области, – получил от украинской академии денежную премию и благодарность за искоренение в ее стенах «националистических элементов» (читай: активное участие в чистках)[216].
203
См.: ДАКО. Ф. Р-910. Оп. 1. Спр. 23. Арк. 2, 22. См. об этом также:
204
См.: ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 6. Спр. 463. Арк. 2–4; Спр. 465. Арк. 9. Текст первого из этих постановлений см. также: Національні відносини в Україні у XX ст. С. 236–237.
205
См.: ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 6. Спр. 408. Арк. 145; ЦДАВОУ. Ф. 166. Оп. 11. Спр. 359. Арк. 3.
206
О том, что это подобие не случайно, свидетельствует листок с чьими-то соображениями, содержащийся в материалах к протоколу постановления Политбюро: «Надо сразу условиться, в каком направлении ликвидировать. На месте инст[итута] польской культуры создан „Кабинет польской культуры“.
207
Арфы на вербах: Призвание и Судьба Моисея Береговского. М.; Иерусалим, 1994. С. 97. В процитированном фрагменте Береговский упоминает – явно неприязненно – Иосифа Павловича Львова (1886-?), первого директора кабинета, который занимал эту должность с 29 мая 1936-го до 3 октября 1937 года (являясь по совместительству заместителем уполномоченного Наркомата внешней торговли). Лишь после его увольнения («в связи с необеспечением работы по Кабинету по изучению еврейской советской литературы, языка и фольклора») временно исполняющим обязанности директора был назначен филолог Эля (Илья Григорьевич) Спивак (1890–1950), в дальнейшем бессменно возглавлявший структуру (см.: Історія Національної академії наук України, 1934–1937: документи і матеріали. Київ, 2003. С. 214, 291, 292).
208
В книге Александра Померанца фигурируют две цифры – 120 и 190 сотрудников (см.:
210
См.:
211
См.:
212
См., например:
214
Подробнее о конференции, состоявшейся 7-11 мая 1934 года, см.:
216
См.: