Читать онлайн "Советская поэзия. Том второй" - Коллектив авторов - RuLit

В арку радуги влетела птица серая — На мгновенье стали радужными перья; Молния по небу пробежала — Синей птица серенькая стала; Полыхнула пламенем зарница — Алой стала серенькая птица; Утомилась и в тени присела — И увидели все люди: птица серая.

И сжалилось, и разразилось, Дождем упало на сады, И ожило, и увлажнилось Все, что страдало без воды. А в небе, тая дымкой серой, Светло и радостно плыла Та, что без счета и без меры Себя до капли отдала.

Кем я был на войне? Полузрячим посланцем из тыла, Забракованный напрочно всеми врачами земли. Только песня моя с батальоном в атаку ходила, — Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли. Я подслушал в народной душе эту песню когда-то И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей: — Лети! — И за песню солдаты встречали меня, как солдата, А враги нас обоих старались убить на пути. Что я делал в тылу? Резал сталь огневыми резцами. Взявшись за руки, в тундре шагали мы в белую мглу. Город строили мы, воевали с водой и снегами. С комсомольских времен никогда не бывал я в тылу. Дай же силу мне, время, сверкающим словом и чистым Так пропеть, чтоб цвели небывалым цветеньем поля, Где танкисты и конники шляхом прошли каменистым, Где за тем батальоном дымилась дорога-земля.

Эх, дороги… Пыль да туман, Холода, тревоги Да степной бурьян. Знать не можешь Доли своей: Может, крылья сложишь Посреди степей. Вьется пыль под сапогами степями, полями, А кругом бушует пламя Да пули свистят. Эх, дороги… Пыль да туман, Холода, тревоги Да степной бурьян. Выстрел грянет, Ворон кружит, Твой дружок в бурьяне Неживой лежит. А дорога дальше мчится, пылится, клубится, А кругом земля дымится — Чужая земля! Эх, дороги… Пыль да туман, Холода, тревоги Да степной бурьян. Край сосновый, Солнце встает, У крыльца родного Мать сыночка ждет. И бескрайными путями — степями, полями — Всё глядят вослед за нами Родные глаза. Эх, дороги… Пыль да туман, Холода, тревоги Да степной бурьян. Снег ли, ветер Вспомним, друзья. …Нам дороги эти Позабыть нельзя.

Забота у нас простая, Забота наша такая — Жила бы страна родная, И нету других забот! И снег, и ветер, И звезд ночной полет… Меня мое сердце В тревожную даль зовет. Пускай нам с тобой обоим Беда грозит за бедою, Но дружба моя с тобою Лишь вместе со мной умрет. Пока я ходить умею, Пока глядеть я умею, Пока я дышать умею, Я буду идти вперед! И так же, как в жизни каждый, Любовь ты встретишь однажды, — С тобою, как ты, отважна, Сквозь бури она пойдет… Не думай, что все пропели. Что бури все отгремели. Готовься к великой цели, А слава тебя найдет! И снег, и ветер, И звезд ночной полет… Меня мое сердце В тревожную даль зовет.

Высоки были стены, и ров был глубок. С ходу взять эту крепость никак он не мог. Вот засыпали ров — он с землей наравне. Вот приставили лестницы к гордой стене. Лезут воины кверху, но сверху долой Их сшибают камнями, кипящей смолой. Лезут новые — новый срывается крик. И вершины стены ни один не достиг. — Трусы! Серые крысы вас стоят вполне! — Загремел Александр. — Дайте лестницу мне! — Первым на стену бешено кинулся он, Словно был обезьяною в джунглях рожден. Следом бросились воины, — как виноград, — Гроздья шлемов над каждой ступенью висят. Александр уже на стену вынес свой щит. Слышит — лестница снизу надсадно трещит. Лишь с двумя смельчаками он к небу взлетел, Как обрушило лестницу тяжестью тел. Три мишени, три тени — добыча камням. Сзади тясячный крик: — Прыгай на руки к нам! — Но уже он почувствовал, что недалек Тот щемящий, веселый и злой холодок. Холодок безрассудства. Негаданный, тот, Сумасшедшего сердца слепой не расчет. А в слепом не расчете — всему вопреки — Острый поиск ума, безотказность руки. Просят вниз его прыгать? Ну что ж, он готов, — Только в крепость, в толпу озверелых врагов. Он летит уже. Меч вырывает рука. И с мечами, как с крыльями, два смельчака. (…Так, с персидским царем начиная свой бой, С горсткой всадников резал он вражеский строй Да следил, чтоб коня его злая ноздря Не теряла тропу к колеснице царя…) Но ведь прошлые битвы вершили судьбу — То ль корона в кудрях, то ли ворон на лбу. Это ж так, крепостца на неглавном пути, Можно было и просто ее обойти, Но никто из ведущих о битвах рассказ Не видал, чтобы он колебался хоть раз. И теперь, не надеясь на добрый прием, Заработали складно мечами втроем. Груды тел вырастали вокруг. Между тем Камень сбил с Александра сверкающий шлем. Лишь на миг опустил он свой щит. И стрела Панцирь смяла и в грудь Александра вошла. Он упал на колено. И встать он не смог. И на землю безмолвно, беспомощно лег. Но уже крепостные ворота в щепе. Меч победы и мести гуляет в толпе. Александра выносят. Пробитая грудь Свежий воздух целебный не в силах вдохнуть… Разлетелся быстрее, чем топот копыт, Слух по войску, что царь их стрелою убит. Старый воин качает седой головой: «Был он так безрассуден, наш царь молодой». Между тем, хоть лицо его словно в мелу, Из груди Александра добыли стрелу. Буйно хлынула кровь. А потом запеклась. Стали тайные травы на грудь ему класть. Был он молод и крепок. И вот он опять Из беспамятства выплыл. Но хочется спать… Возле мачты сидит он в лавровом венке. Мимо войска галера плывет по реке. Хоть не ведали воины точно пока, То ль живого везут, то ль везут мертвяка, Может, все-таки рано им плакать о нем? Он у мачты сидит. И молчит о своем. Безрассудство… А где его грань? Сложен суд, — Где отвага и глупость границу несут. Вспомнил он, как под вечер, устав тяжело, Войско мерно над черною пропастью шло. Там персидских послов на окраине дня Принял он второпях, не слезая с коня. Взял письмо, а дары завязали в узлы. — Не спешите на битву, — просили послы. — Замиритесь с великим персидским царем. — Нет, — сказал Александр, — мы скорее умрем. — Вы погибнете, — грустно сказали послы, — Нас без счета, а ваши фаланги малы. — Он ответил: — Неверно ведете вы счет. Каждый воин мой стоит иных пятисот. — К утомленным рядам повернул он коня. — Кто хотел бы из вас умереть за меня? — Сразу двинулись все. — Нет, — отвел он свой взгляд, — Только трое нужны. Остальные — назад. — Трое юношей, сильных и звонких, как меч, Появились в размашистой резкости плеч. Он, любуясь прекрасною статью такой, Указал им на черную пропасть рукой. И мальчишки, с улыбкой пройдя перед ним, Молча прыгнули в пропасть один за другим. Он спросил: — Значит, наши фаланги малы? — Тихо, с ужасом скрылись в закате послы. Безрассудство, а где его грань? Сложен суд, Где бесстрашье с бессмертьем границу несут. Не безумно ль водить по бумаге пустой, Если жили на свете Шекспир и Толстой? А зачем же душа? Чтобы зябко беречь От снегов и костров, от безжалостных встреч? Если вера с тобой и свеченье ума, То за ними удача приходит сама. …Царь у мачты. А с берега смотрят войска: — Мертвый? Нет, погляди, шевельнулась рука… — Старый воин качает седой головой: — Больно ты безрассуден, наш царь молодой. — Александр, улыбнувшись, ответил ему: — Прыгать в крепость, ты прав, было мне ни к чему.