Я не вполне был в курсе тех закулисных маневров, но я не был удовлетворен тем, как работает фонд. Я сильно разругал бедного Чен Идзи за то, что слишком много денег он оставил для своего собственного института, и наивно радовался, когда он ушел. Но смена руководства ничего особенно не изменила.
Я пришел в ужас, когда меня пригласили посмотреть на один из финансируемых мною проектов: передвижную библиотеку, в которой работали «юные пионеры». Все было очень официально: дети в униформе, застывшие с напряженными лицами инструкторы, бессмысленные речи, эти нелепые «живые картины», которые по замыслу устроителей должны были демонстрировать, как работает библиотека. Но хуже всего было то, что секретарь фонда даже прослезилась от умиления и гордости.
До меня стали доходить некоторые высказывания недовольных людей, которые имели дело с фондом. Один китаец, получивший грант от фонда, сказал мне, что фондом управляют службы госбезопасности. Вскоре после того Чжао Цзыян был отстранен от власти, и я использовал это как предлог, чтобы приостановить деятельность фонда в Китае.
После событий на площади Тяньаньмэнь фонд использовался в качестве одного из главных обвинений против Чжао Цзыяна и Бао Дуна. Против Чжао, как мне известно, было три обвинения. Одно было в «буржуазном уклонизме», потому что он слишком потакал студентам, другое обвинение было в выдаче государственных секретов, так как он якобы сказал Горбачеву, что Дэн Сяопин все еще держит в своих руках большую власть, и. наконец, последнее обвинение – в государственной измене, потому что он позволил работать фонду. Государственная измена всегда влечет за собой смертную казнь. Когда я услышал об этом от Чен Идзи, которому удалось бежать[7], я написал Дэн Сяопину письмо, предлагая защитить свое имя, приехав в Китай и представив им любую информацию, которая им может понадобиться. Мое письмо было опубликовано в «Бюллетене партийных документов», у которого очень большой тираж, что свидетельствует о том, что обвинение было снято. Однако все это было весьма неприятно.
Теперь уже, оглядываясь назад, я понимаю, что сделал ошибку, открыв фонд в Китае. Китай не был готов к нему, потому что там не было независимой или инакомыслящей интеллигенции. Люди, на которых я строил фонд, были членами одной из партийных фракций. Они не могли быть совсем уж открыты и честны со мной, потому что их основным долгом был долг перед своей фракцией. Фонд не мог стать организацией гражданского общества, потому что гражданского общества фактически не существовало. Было бы гораздо лучше дать дотацию непосредственно институту Чен Идзи, который заслуживал поддержки.
Условия изменились после восстания 1989 года. До трагических событий на площади Тяньаньмэнь все, кто хотел что-то изменить в обществе, должны были действовать внутри партии. Оппозиционная, инакомыслящая, независимая интеллигенция практически не могла возникнуть, так как общество полностью подчинялось партии и не потерпело бы ее. Но после кровавых событий на площади Тяньаньмэнь партия, очевидно, потеряла доверие народа. Теперь общество нс даст пропасть тем. кого выгонят из партии или с работы. В Китае стало возможным возникновение инакомыслящей интеллигенции.
Если на китайскую революцию 1989 года посмотреть с этой точки зрения, она в точности повторяет революцию 1956 года в Венгрии. Будем надеяться, что Китаю понадобится не столько времени, сколько Венгрии, чтобы революция принесла плоды. Венгрия была отгорожена от внешнего мира, однако Китай остается открытым. Теперь, когда там кругом телефаксы и иностранцы, будет невозможно восстановить прежний жесткий контроль за мыслями. А Китай ведь стал слишком зависим от иностранной торговли и вложений, чтобы вернуться к закрытому обществу. Консерваторы не продержатся долго.
Вскоре после Китая я организовал фонд и в Польше. В рамках Фонда открытого общества очень успешно действовала программа стипендий и стажировок в Оксфорде для Польши под руководством доктора Збигнева Пельчинского, кроме того, я финансировал и некоторые другие польские программы. Пельчинский. который часто ездил в Польшу, убедил меня открыть фонд и в Польше.