Александр обычно серьезен и вдумчив, но и удаль молодецкая нет-нет да и дает о себе знать. Многим запомнился случай вскоре после появления Саши на заводе, когда внезапно, в обеденный перерыв, по цеху стремительно покатилась четверка ребят, как будто вставших на роликовые коньки. Начальник цеха Фридрих Фридрихович Аунапу, к которому доставили нарушителей спокойствия, потребовал:
— А ну-ка, Клубов, разуйся!
Тот скинул башмаки на деревянной подошве (рабочие называли эту спецобувь «шанхаями»), и начальник цеха увидел, что в подошвы искусная рука врезала и закрепила шариковые подшипники, которые отлично скользили по полу, выложенному брусчаткой и залитому машинным маслом. Сурово проводив юных автоматчиков, Ф. Аунапу долго смеялся: «А ведь здорово придумали.'Вот тебе и рационализаторы».
Хорошее настроение и дальше сохранялось у Клубова в дружном коллективе Ленкарза. На заводе кипела жизнь. Откликалась на все события газета, активно работали красные уголки, оборонные кружки. Имелись свои духовые оркестры и футбольные команды. Был искренний мощный порыв к созиданию, к творчеству.
Современный историк М.М. Горинов пишет: «Если попытаться определить общую доминанту направления советского общества в 30-е годы, то, думается, вряд ли следует их рассматривать в парадигме «провала» в «черную дыру» мировой и русской истории... В этот период в экономике на смену эгалитаристским утопиям рубежа 20—30-х гг. идет культ инженера, передовика, профессионализма; более реалистичным становится планирование... В области национальногосударственного строительства реабилитируется сама идея государственности. По всем линиям происходит естественный здоровый процесс реставрации, восстановления, возрождения тканей русского (российского) имперского социума».
Историк Ю.В. Емельянов приводит такие факты. К 1938 году была в основном выполнена программа широкой реконструкции народного хозяйства, начатая в первой пятилетке. В 1937 году свыше 80 процентов всей промышленной продукции дали новые предприятия, построенные или реконструированные в первую и вторую пятилетки. Была в основном завершена программа ликвидации неграмотности среди населения в возрасте до 50 лет, и к 1939 году уровень грамотности составил свыше 80 процентов. По сравнению с 1914 годом число студентов увеличилось в семь раз. Напомним, что до революции в вузах крестьянских детей училось всего 2850 человек.
Сталин отмечал: «Наша промышленность выросла в сравнении с довоенным уровнем более чем в девять раз, тогда как промышленность главных капиталистических стран продолжает топтаться вокруг довоенного уровня, превышая его всего лишь на 20—30 процентов. Это значит, что по темпам роста наша социалистическая промышленность стоит на первом месте в мире».
Оценивая итоги первых пятилеток, американский геополитик Э. Хантингтон, отнюдь не сторонник коммунистической идеологии, ставил модернизацию хозяйства СССР в 1929—1941 годах в один ряд с такими событиями в истории человечества, как открытие огня нашими предками.
...Жизнь Александра обретала гармонию. Он любил поездки с друзьями в Павловск, прогулки по аллеям пейзажного парка, экскурсии по залам дворца-музея. Как известно, в годы войны замечательный Павловский ансамбль был разрушен оккупантами и восстановлен лишь в 1973 году.
Как-то в библиотеке на Грузинской улице посмотрели читательские формуляры — читают ли комсомольцы цеха, работают ли, как тогда говорили, над собой. Формуляр Клубова, исписанный вдоль и поперек, поразил девушку, пришедшую в библиотеку с «инспекцией». Александр перечитал тома классических произведений — Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, Кольцов, Никитин, Есенин. Обратим внимание — здесь и поэты, воспевшие русскую природу и деревню, и психологическая проза. А рядом с художественной литературой — учебники по аэродинамике и авиамоторам, книги по истории воздухоплавания и авиации. Но от предложения снять копию с формуляра и поместить ее в стенной газете цеха как образец для подражания Клубов категорически отказался.
Л.А. Хахалин пишет: «В общежитии был еще один книголюб, тоже настройщик и тоже Саша, по фамилии Алимпиев. Чтение и разговоры о книгах стали для них обоих чем-то вроде хлеба насущного. В тот год отмечалось столетие со дня смерти Пушкина, в заводской газете из номера в номер публиковались пушкинские стихи и главы из поэм, в красном уголке механосборочного артисты ленинградских театров читали «Деревню», «Стансы», «Памятник», выступали и свои заводские чтецы. Два Александра не пропустили ни одного пушкинского чтения, но сами выступить не решались».
Однако в общежитии, по воспоминаниям знавших Клубова, он любил иногда почитать вслух для друзей пушкинские стихи:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады Пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла...
Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой И побежденная стихия...
Сохранились фотографии Александра, и совсем юного, и уже в офицерской форме, на которых запечатлелось осеняющее его вдохновение, высота духа, тайная грусть в огромных карих глазах...
И в постоянной тяге к поэзии, к книге Клубов сходен с Покрышкиным. Иначе и быть не могло, ведь настоящий командир помимо специального образования должен знать классическую литературу, дающую ключ к психологии человека, к его душе.
Не забывали ребята с Ленкарза и занятия спортом. Александр, от природы атлетически сложенный, предпочитал популярные в те годы гири. С Григорием Семеновым они ежедневно, возвращаясь после работы в общежитие, останавливались на спортплощадках Ленкарза и железнодорожного депо и поднимали «двойника» — двухпудовую гирю. Выжимали ее по двадцать раз и левой, и правой рукой. Физической мощью Клубов потом, в ходе воздушных боев, не раз удивлял однополчан. Семенов прошел войну на Ленинградском фронте командиром взвода танков КВ, был тяжело ранен, вернулся домой, к работе на заводе.
Лев Хахалин точно подметил о Клубове: «Своеобразие его характера заключалось в сочетании скромности с отвагой. Таким он был на фронте, таким его знали и в юности. Заводские друзья Саши рассказывают, что он не любил хвастать, никогда не затевал ссор, держался всегда скромно, как бы в тени, но, когда вынуждали обстоятельства, умел постоять за себя и за товарищей.
Однажды настройщик Петр Мишета, у которого Саша на первых порах был помощником, возвращался на Стрельбищенскую после вечерней смены. С ним была знакомая девушка. Уже недалеко от общежития, на переезде, к ним пристала шайка хулиганов. Ми-шете пришлось отбиваться палкой, а девушка побежала в общежитие за подмогой. Через несколько минут Сашина комната в полном составе прибыла к месту происшествия. Впереди бежал Саша. Он не успел даже накинуть пальто и, как был, в коротком сером пиджачке и полуботинках, мчался, не разбирая дороги, по сугробам. В мгновение от шайки не осталось и следа, если не считать финки, оброненной в суматохе кем-то из хулиганов».
Клубов начал осуществлять свою давнюю мечту — стать летчиком. Наверное, эта мечта вспыхнула с новой силой, когда он увидел во дворе завода планер, приобретенный заводским Осоавиахимом. В обеденный перерыв все вышли посмотреть на диковинную птицу. Вскоре после этого Александр записывается в планерный кружок.
Что такое Осоавиахим? Учитывая огромную роль этой организации в предвоенные годы, в судьбе Клу-бова и его друзей, немного расскажем о ней.
Ведущие военные теоретики той поры предсказывали Вторую мировую войну, более масштабную, чем первая. М.В. Фрунзе еще в мае 1925 года подчеркивал: «Нам нужно покрепче внедрить в сознание всего населения нашего Союза представление о том, что современные войны ведутся не одной армией, а всей страной в целом, что война потребует напряжения всех народных сил и средств, что война будет смертельной, войной не на жизнь, а на смерть, и что поэтому к ней нужна всесторонняя тщательная подготовка еще в мирное время. Надо, чтобы все у нас хорошенько продумали и отчетливо осознали значение того факта, что СССР продолжает оставаться осажденной крепостью...»