«1) германское правительство и Советское правительство обязуются ни в коем случае не прибегать к войне или иным способам применения силы.
2) этот договор вступает в силу немедленно и действует без денонсации в течение 25 лет».
С технической точки зрения предполагаемый послом вариант представлял лишь рудимент пакта о ненападении, а по содержанию - в лихорадочной спешке состряпанное заявление о неприменении силы, которое должно было выглядеть вызовом самолюбию любого цивилизованного государства. Развязность грубой подделки подчеркивалась еще и обещанием Риббентропа «при устных переговорах в Москве уточнить детали и в случае необходимости пойти навстречу русским пожеланиям». Он мог также «подписать специальный протокол, регулирующий интересы сторон, например, урегулирование сфер интересов в районе Балтийского моря, вопросов Прибалтийских государств и т.д ». Это было первое упоминание понятия «сфера интересов» в рамках немецких усилий в борьбе за нейтралитет СССР. Это понятие было применено в довольно точном смысле английской стороной во время проходивших в течение тех же недель англо-германских переговоров об урегулировании отношений, а теперь позаимствовано германской стороной без какого-либо уточнения.
Поэтому неудивительно, что Молотов, как говориться в записи советского переводчика В Павлова, спросил, «неужели весь договор состоит только из двух пунктов». При этом он заметил, что существуют «типичные договоры» такого рода, которые можно было бы использовать и в этом случае. Шуленбург ответил, что он ничего не имел бы против использования этих пактов «Гитлер готов учесть все чего пожелает СССР». Далее он высказал свое убеждение в том, что и «при составлении протокола также не должно встретиться затруднений», поскольку правительство рейха готово «идти навстречу всем желаниям Советского правительства».
При передаче этой инструкции посол действительно должен был настаивать «на скорейшем осуществлении» визита и «соответственно противодействовать новым русским возражениям». В ней было весьма недвусмысленно указано послу: «Вы должны иметь в виду тот решающий факт, что возникновение в ближайшее время открытого германо-польского конфликта возможно и что мы, поэтому очень заинтересованы в том, чтобы мой визит в Москву состоялся немедленно». Как докладывал Шуленбург поздним вечером 19 августа в Берлин, он добросовестно выполнял инструкцию, и советские документы это подтверждают: он все время пытался убедить Молотова, что приезд Риббентропа является единственным средством, чтобы, по его словам, «добиться ускорения, настоятельно диктуемого политической обстановкой». Однако в Берлине с замешательством констатировали, что и в этой беседе, «несмотря на все усилия, соглашения достигнуто не было».
Советское правительство также ожидало точных ответов от германской стороны. Молотов подчеркнул принципиальный для советской стороны характер принимаемых решений, стоявший в резком контрасте с продиктованными тактическими соображениями, стремлением Германии к заключению пакта. «Отношение Советского правительства к договорам, которые оно заключает, очень серьезно, оно выполняет принимаемые на себя обязательства и ожидает того же от своих партнеров по договорам» Как следует из советской записи, «Молотов, подчеркивая серьезность, с которой мы относимся к этим вопросам, заявляет то, что мы говорим, то и делаем. Мы не отказываемся от своих слов и желали бы, чтобы германская сторона придерживалась бы той же линии». Молотову, кроме того, захотелось узнать, «можно ли объяснить желание германского правительства ускорить настоящие переговоры тем, что германское правительство интересуется вопросами германо-польских отношений, в частности Данцигом. Поясняя инструкции рейхсминистра, Шуленбург от себя добавил, что именно эти вопросы являются исходной точкой при желании учесть интересы СССР перед наступлением событий. По его мнению, подготовка, о которой говорил Молотов, уже закончена, и подчеркнул при этом, что «германское руководство готово идти навстречу всем пожеланиям Советского правительства».
На все аргументы Шуленбурга о необходимости ускорения процесса по подписанию советско-германских договоренностей «Молотов оставался явно непоколебимым». Он отметил, что до сих пор не сделан еще даже первый шаг – не заключен торговый договор. Молотов настаивал, что прежде должно быть подписано соглашение о торговле, опубликование которого «должно произвести важное внешнее воздействие. А потом очередь дойдет до пакта о ненападении и протокола». Он отпустил посла с замечанием, что сообщил ему точку зрения Советского правительства и что пока «добавить ему нечего».
Шуленбург покинул Молотова примерно в 15 часов после часовой беседы с убеждением: «безрезультатно». Но в 15.30 в тот же день, 19 августа, в германское посольство поступило телефонное сообщение из Народного комиссариата иностранных дел, что посла просят вновь посетить Молотова в Кремле не позже 16 час. 30 мин. Во время этого визита Молотов сообщил Шуленбургу о том, что проинформировал свое правительство (то есть Сталина) о содержании последней беседы. Для облегчения работы он передал послу советский проект договора. После того как текст проекта был зачитан, нарком пояснил, что Риббентроп мог бы приехать 26-27 августа, а точнее – после подписания соглашения о торговле и кредитах. Молотов завершил беседу оптимистическим восклицанием: «Вот это уже конкретный шаг!». Германская сторона объяснила этот происшедший менее чем в течение часа поворот в позиции Молотова внезапным вмешательством в двухсторонний контакт самого Сталина.
4. Козырные карты Гитлера
Москва еще колебалась, в чем-то сомневалась, выжидала: ведь в это время продолжались трехсторонние англо-франко-советские переговоры, И тогда Гитлер начал выкладывать «козырные карты»: первая из них состояла в том, что в ночь на 20 августа в Берлине по его указанию подписывается советско-германское соглашение. Оно предусматривает предоставление СССР кредита в сумме 200 млн. рейхсмарок сроком на семь лет. На эти деньги разрешалось в течение двух лет покупать германские товары. Оставшуюся сумму можно было использовать на размещение на германских предприятиях советских заказов. Газета «Известия» сообщила об этом 21 августа.
Для Шуленбурга ночные часы с 20 на 21 августа были полны тревоги. В 21.00 он получил телеграмму статс-секретаря, который поручал ему немедленно, «а именно, еще сегодня», в воскресенье, 20 августа, посетить Наркомат иностранных дел СССР, «чтобы передать важное послание фюрера Сталину».
Это не было блефом Берлина. На критической стадии «инсценировки нового Рапалло» (так Гитлер в кругу единомышленников именовал «ухаживание за Москвой») фюрер идет, что называется, «ва-банк»: сам обращается к Сталину. Проглотив свои гордость и амбиции, он лично попросил советского диктатора, которого он так часто и столь длительное время всячески поносил, срочно принять германского министра иностранных дел. Его телеграмма Сталину была спешно направлена в Москву в 18.45, в воскресенье, 20 августа, буквально через несколько часов после полученной депеши Шуленбурга. Фюрер поручил послу «немедленно» вручить ее Молотову.
«Г-ну Сталину, Москва.
Я искренно приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первый шаг в перестройке германо-советских отношений.
Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение курса германской политики на длительное время. Германия тем самым возобновляет политический курс, который приносил выгоду обоим государствам в течение минувших столетий…
Я согласен с проектом пакта о ненападении, переданным вашим министром иностранных дел г-ном Молотовым, но считаю настоятельно необходимым уточнить связанные с ним вопросы как можно скорее.
Содержание дополнительного протокола, которого хочет Советский Союз, может быть, я убежден, уточнено в возможно кратчайший срок, если ответственный германский государственный деятель сможет лично прибыть в Москву для переговоров. Иначе правительству рейха не ясно, как можно быстро уточнить и согласовать дополнительный протокол.
Напряженность в отношениях между Германией и Польшей стала невыносимой… Кризис может разразиться в любой день. Германия преисполнена решимости с этого момента и впредь отстаивать интересы рейха всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.