Генеральный никогда-то не блистал интеллектом, хотя и был хорошим доброжелательным человеком. Теперь же это полный маразматик. Я, — говорит, — все время сопоставляю его с моей теткой. У нее — все те же признаки, внешние и внутренние (появление недоброжелательности, отчуждения, вражды даже к тем, к кому была раньше привязана, замкнутость взамен природной общительности, неприязнь к бывшим друзьям). В «Медицинской энциклопедии» точно описаны все очевидные симптомы и называется это «старческий психоз». (По телевидению он действительно ужасен, а его все показывают и показывают и сводят с иностранцами, которым он по складам зачитывает Андрюхину политическую словесность (т. е. подготовленное помощником Андреем Михайловичем Александровым-Агентовым).
Какая трагедия для страны, для всех нас?! До чего мы дойдем! Черт знает что!
Загладин, который тоже провел в Барвихе недели две и пообщался там с разными чиновными людьми, говорит: «Мне один «подсчитал», знающий, из этой сферы. Американцы, мол, лишили нас 10 млн. тонн зерна. Но именно столько пропало у нас во время перевозок урожая с места на место. И еще 10 млн. тонн «запланировано» на гниение и расхищение».
26-го провели «шестерку», Секретари ЦК из Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и Чехословакии. Тайную и без румын, чтоб «сверить часы» в сложившейся обстановке. Б. Н.'у подготовили мы текст примерно на час и десять минут. Там все — и анализ причин, и линия Картера, и квази-доверительная информация об Афганистане (с тщательным сокрытием, что наши войска участвуют в подавлении мятежей и в борьбе с «партизанами»), и что делать со Шмидтом, и как с американцами быть, и какую политику вести в отношении «неприсоединившихся», и, конечно, насчет идеи Марше провести конференцию европейских компартий.
Все, конечно, согласны во имя пролетарского интернационализма и единства. Но деликатно намекали, что свернуть отношения с Западом не могут.
Интеграция, к которой Б. Н. призывал под давлением Русакова, — пожалуйста. Только давайте замените технологически Запад, замените, как поставщика жизненных товаров и рынок того, что некуда девать, — мы, мол, готовы. А пока «извините». Сказано это было, конечно, очень туманно и больше между строк. Но.
А Верблян (новый член ПБ ПОРП) потом, с глазу на глаз с Пономаревым, говорил все это открытым текстом. И поэтому-де «свернем» мелочи в отношениях с Западом, а главное, будем проводить запланированное ранее (визиты на правительственном уровне с ФРГ, Францией, США, выставки, торговый и проч. обмен, кредиты, закупки зерна).
Афганистан им, конечно, совсем ни к чему. Как, впрочем, и советским людям. В народе поносят эту никому не понятную интернационалистическую акцию на фоне, фигурально выражаясь, того, что «жрать нечего». Даже из таких городов, как Горький: «десантники» на экскурсионных автобусах продолжают осаждать Москву. В субботу к продовольственным магазинам не подступится. Тащат огромными сумками все, что попало — от масла до апельсинов. И грех даже плохо подумать об этом. Чем они хуже нас, эти люди из Торжка или Калуги. Скорее даже лучше, так как они, наверно, все-таки что-то создают, а не бумагу переводят.
По Москве ходят политические анекдоты. Один их них: выходят двое с лекции о международном положении. Один другого спрашивает: ну, как ты понял нашу политику сейчас. — Я так понял: нам надо обменять Сахарова на персидского шаха, шаха на заложников, а заложников на американскую пшеницу.
И еще: ситуация, я думаю, такова — какому-то шаху ампутировали ногу (намек на Тито), отправили, кажется, в Горький, но он вроде бы, все равно в Олимпиаде будет участвовать.
Так народ, во всяком случае, московская интеллигенция относится к нашей большой политике, во что он всю ее ставит.
Впрочем, в этой самой ситуации, Суслов ушел в отпуск, Громыко ушел в отпуск, Андропов давно в отпуску. Брежнев сейчас тоже отдыхает после избирательной речи и встречи с Хаммером. Вот и вся политика.
А бывая на Секретариате, умиляешься все больше: 80 % времени и 90 % вопросов, которые там «обсуждаются» — это приветствия Брежнева разным коллективам за перевыполнение и награждается орденами и званиями. Если бы какой-нибудь американский шпион проник бы туда, он бы, наверно, оказался в большом затруднении — что докладывать в Центр: ни кремленологи и его шефы не поверили бы ему, решили бы, что он их разыгрывает или сошел с ума.