Когда мысли Божены остановились на брате, она усилием воли постаралась их отогнать. Нет, это неприятно, хватит! Ей помог поезд — толчки, торможение, меняющийся за окном пейзаж. Лучше думать о городе, о знакомых девушках из общежития. Что там нового, что ей расскажут? Как примут?
Прямо с вокзала Божена пошла в больницу. Не просидела там и часу, и то ей порой казалось, что разговаривать им с отцом не о чем. Ведь не станешь же рассказывать о себе, обсуждать что-то важное и серьезное. А дома все по-прежнему. Владо с женой собираются навестить отца в воскресенье. Индейку вспоминать незачем.
У отца тоже новостей не густо. Сделали такие-то и такие-то анализы, будут делать еще, хотят выяснить, что у него за болезнь и надо ли здесь, в хирургическом отделении, готовить его к операции. Теперь он лежачий больной, смиренно ожидающий решения своей судьбы, один из пятерых в палате, где не очень-то поймешь, кто откуда и что у кого за плечами.
«Отец целыми днями лежит, наверняка у него есть время поразмышлять», — мелькает в голове Божены, когда она оглядывает палату. На отца смотрит настороженно, стараясь угадать, что он думает о ней и обо всем, что случилось до его отъезда. Потом догадывается — опасалась зря. Отец как-то ушел в себя, лицо его словно оцепенело от ожидания, которое заслонило все: и дочь, и весенние полевые работы, и собственное хозяйство. Так по крайней мере чудится ей, хотя, может, это лишь поверхностное впечатление: позже Божена поняла, что все время сидела как на иголках, в ожидании, когда из внешнего отцовского спокойствия и равнодушия вырвется резкое:
— Ну а ты? Что-нибудь надумала?
Пока не вышла из палаты, не была уверена, что разговор вдруг не свернет в эту сторону и отец решительным жестом и взглядом не сбросит с себя настороженную робость и бессилие больного. Он бы, может, и хотел так сделать, но Божена чувствовала: постель, анализы, здешняя обстановка — все это уж слишком не для него… Он унижен, скован, а потому предпочитает замкнуться и быть всего-навсего больным, для которого главное — его хворь, назначения врачей, их уклончивые слова и даже выражение их лиц.
Божена пыталась осторожно расспросить отца обо всем этом и из больницы уходила с сознанием, что вполне прилично справилась со своей миссией. Компот, мамины коржи и деньги она передала, про индейку речи не было — и теперь она сразу почувствовала себя свободной, ничем не связанной. Отец, правда, помянул Имриха, полагая, что она пойдет к брату, хотя прямо об этом не сказал. Видно, понимает, что я приехала не только ради него.
Пойти к Имро — это уже обязанность, но Божена приготовила для себя и некое вознаграждение. Ведь мать посылала ее в город, чтобы она немного развлеклась, потому что дома ей тоскливо. Изо дня в день все телята да телята. Мать сама предложила ей съездить в город, побольше и поинтересней, чем их районный центр, в город, где по-настоящему развеешь дурное настроение, где поневоле будешь думать о другом. «Я здесь, — говорит себе Божена, шагая по аллее от больницы, — и сегодня домой возвращаться не надо, никто от меня этого не требует».
Пообедала в ресторане, потому как буфет, куда она заглянула поначалу, показался ей слишком убогим. Больше всего не понравилось, что все здесь так быстро: получил, заплатил и тут же стоя съел. Ни посидеть, ни поразмыслить — для этого буфет не приспособлен. Хотя прежде Божена бывала в ресторанах всего несколько раз и всегда с кем-нибудь, она почувствовала себя здесь на удивление спокойно и привычно. Не проявила торопливости и нетерпения. Было приятно, что ее обслуживают, а главное, было время подумать о том, что делать дальше.
Собственно, размышлять-то было не над чем. К Имриху она сходит попозже, все равно сейчас у них никого нет дома. Так что с этим спешить нечего. Сперва она пройдется по городу, навестит девчат в общежитии.
Божена рассматривала витрины, в одном магазине купила колготки. Довольно долго простояла перед книжным прилавком, но так ни на одной книге и не остановилась. В парфюмерном — выбрала себе помаду, духи и лак для волос. Было начало четвертого, когда она вошла в общежитие. Хотела сделать это незаметно, как прежде, когда еще она уходила оттуда по утрам и возвращалась после обеда.