Благополучно добралась до третьего этажа. Немного задохнувшись от быстрой ходьбы по лестнице, остановилась в знакомом коридоре и вдруг утратила уверенность. Как-то сразу оцепенела, представив себе, что ни одной из девчонок, к которым она идет, в общежитии может не оказаться. Она вернется на улицу, и кто знает, найдет ли в себе силы еще раз ступить в этот коридор…
Но Божене повезло.
В комнате, где она прежде жила, готовилась к завтрашнему семинару Катка Погорельцова, невысокая приятная девушка. Потом из соседней комнаты пришла красивая блондинка Вера, дружески поздоровалась с Боженой, завязался разговор…
Но об этом Божена вспоминает уже в шуме винного погребка, когда на минуту отключается, рассматривая людей за соседними столиками и окружающую обстановку. Ей тут совсем не плохо. Где-то глубоко таится тихая мысль, что все здесь собрались ради нее одной. Вера сразу предложила ей: у меня свидание с Миланом, пойдем с нами, где-нибудь посидим. Захочешь — можешь у меня и переночевать. К брату успеешь сходить завтра.
Благосклонность Веры, которая вообще-то о себе весьма высокого мнения и не до всякого снизойдет, на этот раз Божене по душе.
Можно было подумать, что программа вечера заранее подготовлена. Карол, двадцатишестилетний ассистент педагогического факультета, случайно вошел в погребок следом за ними, они даже еще не успели ничего заказать. С Миланом и Верой он хорошо знаком и сразу естественно, с явным удовольствием взял на себя роль Божениного кавалера. Первый же бокал выпили на брудершафт, с поцелуем — как положено, и Божена почувствовала себя рядом с Каролом так свободно и просто, что даже сама поразилась. Она живет этим вечером, упивается им, и соседство молодого, симпатичного мужчины наполняет ее волнением.
Карол склоняется к ней, что-то говорит, иногда берет за руку. Ненавязчиво, видно, этот парень умеет завоевывать симпатии, люди ему доверяют, как она сейчас. Что же тут плохого?
Скорее это даже замечательно. Вот и Вера посматривает на них спокойно, доброжелательно, в ее взгляде нет ни удивления, ни предостережения. Мы вместе, и всем так же хорошо, как мне. Мы смеемся — разве может быть иначе? Вера с Миланом держатся как жених с невестой, они более чем уверены, что поженятся, как только Милан кончит институт. Со мной Карол, и я рада, что не сижу при них этакой разинувшей рот деревенской простушкой. Никто не скажет, что я в этой компании не своя.
Но больше всех говорит пятый — кудрявый, шутовского вида четверокурсник Мартин, подсевший к их столику недавно и уже подвыпивший.
— Прости, что я с ходу на «ты», — чокается он с Боженой, а потом с остальными. — Я от природы такой медведь. Да и потом, мы, специалисты по навозу и удобрениям, не обязаны соблюдать бонтон, как господа педагоги, — указывает он бокалом на Карола, — или какие-нибудь филологи. Разве не так?
— Мне все равно, — смеется Божена и отпивает из бокала. — Если ты мне «тыкаешь», я тебе тоже буду «тыкать».
— Идет! — Мартин протягивает Божене длинную руку с тонкими пальцами и, когда та подает ему свою, быстро склоняется к ней и чмокает. — Господа! — вопит он чуть ли не на весь погребок. — Вы заметили, что я сейчас сделал? Я поцеловал руку трупа!
— Если она труп, — вступается за Божену Милан, — так ты давно уже рассыпался в прах. Да ты и вправду высох как мумия.
— И этот прах к тому же отдает вином, — добавляет Карол, с улыбкой заглядывая в глаза Божены. — Растворить в воде — и снова получится вино.
— Шутки в сторону! — Мартин делает левой рукой широкий жест. — Подойдем к делу логически, пан моченый… пардон, ученый ассистент. Существует ли на нашем прославленном и вашем менее прославленном факультете так называемая смертность? Безусловно! Смертность несчастных студентов, которым, извините, разные строгие профессора, доценты и моченые ассистенты не дают успешно завершить начатую учебу. А где есть смертность, там есть и трупы. Из чего следует: Божена, в данный момент сидящая среди нас, есть особа абсолютно мертвая!
Он скорчил горестную мину, склонил голову к плечу — ни дать ни взять скорбящий родственник усопшего.
— Но руки у этого трупа теплые! — Карол берет Боженину мягкую, податливую руку и со значением пожимает. — В чем я как раз и убеждаюсь.
— Не в том дело! — не сдается Мартин. — Она умерла в рамках статистики, мир праху ее… Божена, которую мы видим перед собой, — уже другая Божена!
— И ты прав, — звонким голосом, в котором слышна веселая издевка над собой, соглашается Божена. — Божена больше не ходит на лекции, а ходит кормить телят…