Дед сам коптил себе сардельки, копченые раскраивал на ломтики и ел, как салями. Сарделек не было, но отыскались сельди в майонезе и три копчушки.
— Будем рубать, не возражаешь? — воскликнул я.
Ладена следила, как я накрываю на стол, достаю масло, приборы, и наконец, приняв игру, предложила:
— Сперва сделаю гренки с чесноком, найдешь чеснок?
Идея была неплохая. Я снова засветил на лестнице и сбежал в погреб. Когда вернулся в кухню, Ладена держала старую дедушкину фотографию и с интересом ее разглядывала.
— Скажи что-нибудь о своем деде.
— Сначала сделай гренки.
Гренки у нее подгорели, я откусил от одного и навалился на копчушку. Когда я с аппетитом ем, то, как правило, молчу.
— Смотреть на тебя страшно, — заметила Ладена и доела подгорелый гренок.
— Охотно верю.
— Честно. Не чавкай и не облизывай пальцев!
— Мы дома. И не надо ничего из себя строить.
— Меня ты, значит, всерьез не принимаешь, — ухмыльнулась она и поставила на огонь воду.
— Ты хочешь мыть посуду? — удивился я. — Это уж утром.
— Как утром?!
— Говорят, в порядочных семьях моют посуду только на другой или на третий день, если не позже. А мы, я думаю, будем порядочной семьей?
— Посуду вымоешь ты сам, — отрезала она. — А воду я поставила для чая.
— Ты собираешься пить чай? — взглянул я на нее растерянно. — Но ведь у нас еще полбутылки охотничьей!
— А мне хочется чаю, — настаивала она на своем.
— Ты меня изумляешь!
Я показался себе чуть не оскорбленным.
— Ладена… — немного погодя заговорил я проникновенным голосом, нагнувшись к ней через тарелку из-под копчушек, — ты прелестна! Я готов скрасить твое времяпрепровождение здесь рассказами о своем деде и патефонными пластинками…
— А у тебя их много?
— Три.
— Ну-у, мало… — сказала она и пошла заваривать чай.
Настала вынужденная пауза.
«Хватил, кажется, немного через край», — подумал я. Всегда я так: если не выпью чего-нибудь очень возбуждающего — не могу выдать ни одной идеи и выгляжу полнейшим дураком. Девчонки от меня не очень-то теряли голову — и почему мне ждать этого от Ладены? Конечно, она что-то от меня скрывает. Наверно, поругалась с хахалем и хочет подложить ему свинью. Не трудно было сообразить, что эти ноги, как у манекенщицы, и эти крепкие бока не долго пропадали втуне. Я неожиданно опрокинул в себя полную рюмку и поставил ее на стол. Ладена все еще заваривала чай. Я разозлился и решил действовать. Женщине сразу надо преподать урок. Это сказал мне Колман и подвел под это теоретическое обоснование. Она, если угодно, ждет этого урока, потому что до самой той минуты, пока его не получит, прикидывает, соображает, комбинирует, как тебя окрутить. В конечном счете ты ей только помогаешь. Она по-своему тебе даже благодарна, если считать, что женщина способна на такое чувство.
— Где дед твой держит сахар, Алеш?
Мы стояли лицом к лицу на середине кухни.
Ладена с полной горячей чашкой чая, я — полный неожиданных отчаянных идей.
— Ладена! Тебе ясно, что ты остаешься в этом доме до утра? — сказал я решительно.
Она прижала холодный нос к моему нахмуренному лбу и произнесла в сантиметре от моих губ:
— Ясно не ясно, а другого выхода у меня, кажется, нет.
Я ничего не понял и поторопился замять эту тему. «Не надо спешить, — сказал я себе, — пускай события развиваются естественным порядком».
И дал ей сахар и лимон.
Потом сделал еще одну попытку:
— Ты где хочешь спать? У деда в комнате или наверху?
— Мне все равно. Ты думаешь, где будет теплее?
Осечка. Девочка была о’кэй.
Я сказал, что пластинки можем послушать наверху, чего-нибудь еще там выпьем, а потом внизу залезем под перину.
Погасил всюду свет (зажег только ночник и сунул его под стол), пустил долгоиграющую с Надей Урбанковой — недавно купленную пластинку, которой я гордился, — навалил на кровать подушек и, подождав, пока Ладена сядет, стал ерзать рукой по ее спине.
Ладена замерла, откинув голову мне на плечо, и прикрыла глаза. Когда я шевельнулся, чтоб поправить подушку, голова ее чуть не скатилась.
— Ты что, Ладена?! — повернулся я всем корпусом.
— Ничего, — слабо улыбнулась она. — Ты можешь дать мне еще чаю, Алеш?
Она взглянула на меня опять, увидела мои оторопелые глаза, забилась в уголок кровати и оттуда сказала:
— Со мной ужасно весело… Я иногда сама себе противна.
— Сколько ты этих чаёв пьешь за вечер? Есть у тебя какая-нибудь норма? — сказал я неприятным голосом.