В семь тридцать позвонил Ченька Колман. Как раз когда я с мамой был в передней, где у нас телефон, и когда надо было идти ужинать.
— Алло! — сказал я. — Есть что-нибудь новенькое?
— Есть, — ответил он и сразу же повысил голос.
— Ну? Уже заказал фрак, жених?!
Я бросил взгляд на маму, увидел, что она повернула ко мне голову, и быстро заговорил:
— Насчет экзаменов улажено, тебе бы следовало это знать, студент! Подробности объясню завтра — сейчас у меня люди, извини.
И так же быстро повесил трубку. Маме я бросил что-то вроде:
— Вот тип, поужинать и то не даст спокойно! Если опять позвонит, скажи, нету дома.
А про себя подумал: «И ведь нарочно, гад, хамит!» Всегда наглец, он делался особенно невыносимым, если хотел кого-то выставить в дурацком свете. Такие вещи трудно объяснить… но Колман был мастак на эти штуки. Я вполне представлял себе, как он в ответ на просьбу не распускать язык, если звонишь кому-то на квартиру, скажет удивленно: «Надо же иногда пощекотать у предков нервы, Алеш. А то они забудут, что ты учишься! Или ты все еще боишься папочку?» Трудно договориться с человеком, если он убежден, что у него сверхтонкое чувство юмора.
— Это был Колман, — сказала мама. — По-моему, это он звонил сюда еще утром. Спрашивал, в чем ты собираешься жениться.
— Ну что за идиот! — взорвался я. — И как он мог так разговаривать с тобой?
— Это у вас, кажется, ведь такая шутка, нет?
Мама закрыла шкаф, найдя в нем, что ей было нужно, и собралась на кухню.
— И довольно глупая, — сказал я хмуро. — Если он завтра позвонит и скажет: «Лекции отменяются — у преподавателей ветрянка», скажи, что я уже болел. Или пошли его куда подальше.
Мама ничего больше не сказала, только кивнула, а потом прибавила:
— И как вы еще можете шутить, когда столько экзаменов?..
Мать иногда бывает просто молодчина, ничего не скажешь!
Я проглотил холодный ужин — салат из шампиньонов с паштетом и куском корейки, — не стал ждать, пока явятся отец и зять, и выскользнул из дому, боясь, как бы опять чего-нибудь не вышло или не стали задавать рискованных вопросов.
Рассчитывая встретиться с Ладеной, я надел светлые брюки и водолазку, полученную в прошлом году на рождество, а с папиного стола прихватил сигареты.
Было десять минут восьмого. Звонить к Ладене можно было только через час, и, заложив руки в карманы, я пошел побродить по Виноградскому проспекту. Благо от нашего дома, «У Флоры», до него недалеко.
Сперва я с наслаждением вдыхал морозный воздух, оглядывал прохожих и мелькавшие машины, останавливался у витрин; но в голове, усталой от занятий, путались смутные обрывки фраз: «Венские события прервали учредительное заседание рейхстага… Двор бежал в Оломоуц… Рейхстаг продолжил свою работу в Кромержиже… Чешские депутаты обратились в бегство…» И одновременно пришло на ум старинное присловье: «Кто выждет, тот выиграет…» Потом как-то машинально стали всплывать разные знаменательные даты, и я забормотал:
— Виндишгрец разбил венгерские революционные войска при Каполне в январе тысяча восемьсот сорок девятого, и тогда Бах…
Но тут почувствовал, как кто-то сжал мне локоть, и, вобрав голову в плечи, обернулся.
За спиной у меня были Маруна и Яна. Девчонки, с которыми я учился в двенадцатом классе. При виде моего растерянного лица они зашлись смехом.
— Смотрите, Алеш-то у нас — страдает! — сказала Маруна.
— Какие глупости, — ответил я. — Но на вас боязно смотреть!
— Что так? — не отступала Маруна.
— Разодетые, — начал я их обводить взглядом от сапожек до головы, — модные дамы!