Выбрать главу

Ничто не могло расстроить меня сильнее, чем если б кто-нибудь сказал, будто все наши усилия — я говорю чисто предположительно, — будто весь наш труд не имеет смысла и великой цели. Господи! Пусть мне не говорят, что можно жить, не думая о хороших дорогах, связывающих людей друг с другом. В сущности, я довольно поздно осознал, что эти артерии, и вены, и капилляры — вещь важная для общества, в котором я живу, и означают для меня все. Под словом «все» я подразумеваю ни больше ни меньше как огромный мир, в котором дышу. Всех людей с их невозможными и непостижимыми ссорами, с их характерами и недостатком сообразительности, с их стремлением выколотить побольше денег или урвать любовь — пусть украдкой, пусть ненадолго! Человеческое достоинство явилось мне здесь, воплощенное в образе дорог без трещин и дыр в асфальте, без пыли, с четкими белыми разделительными линиями, нанесенными заграничной краской. Проносятся по этим дорогам бесчисленные автомобили, автобусы, везущие людей на работу и с работы, катят на велосипедах дети. Я по праву гордился, что маленькое предприятие, где я работаю уже несколько лет, в состоянии поддерживать восемьсот километров дорог — днем и ночью, летом и зимой. Люди, как и я сам, трудились и летом, не жалея сил, в тучах пыли, у них ломило поясницу и кровь приливала к голове в жару, а надо было посыпать дороги песком, выравнивать обочины, ремонтировать, покрывать дорожное полотно новым асфальтом.

Месяцев шесть назад явился ко мне Зденек Елен из Марковичек с женой. Они ждали в комнате Кветы, пока я закончу разговор с районом, и вошли, взволнованные и нерешительные. Вид у Еленовой был неважный.

Елен сел, пододвинул стул жене.

— С чем пришел, Елен?

— Давно собирались к вам, товарищ…

— Ну выкладывай, что у тебя там.

— Да вот Вера…

— В чем дело? — Я посмотрел на женщину, и по ее лицу прочитал: неладно с ней. — Что с вами, пани?

— Мы с ней третий год работаем на асфальте, — начал Елен. — И ей нехорошо. Голова у нее кружится. Расскажи, как было в последний раз, — подбодрил он жену, но той было не до рассказа.

Я и без слов видел — надо что-то делать.

— Продолжай, Елен. Не тяни.

В дверях появился Смолин, взглянул на посетителей — они сидели к нему спиной — и тихонько щелкнул пальцами в знак того, что я ему нужен.

— Давай, Елен. Время — деньги.

— Все у нее из рук валится. Не можем мы работать при асфальте, в этой вони и жаре, ради того только, чтобы получать к зарплате каждый день по литру молока.

— Продолжай.

— Ходила она к врачу.

Еленова подняла усталые глаза. Да, глаза у нее были измученные.

— Она здорово переутомилась. Как придем домой — ложится. За детьми я ухаживаю. Двое у нас, дочка и сын.

— Сколько вам лет? — спросил я, не знаю зачем.

— Двадцать пять, пан начальник, — голос у нее дрожал.

— Хорошо, что пришли ко мне. Что я могу для вас сделать?

— Не знаю…

— Что сказал врач?

Женщина ответила тихим, болезненным голосом.

— Что мне надо переменить работу, пан начальник.

— Переведите ее на другую работу. Хотя бы на склад. Ей будет хорошо в сухом и чистом складе…

Елен был уверен, что жене становится дурно от запаха расплавленного асфальта, который тонкими струйками льют из цистерн на выровненную подушку старых дорог.

На складе в Марковичках работала толстая кладовщица, перевести ее было некуда. Короче, ничего не получалось. Кладовщица только в будущем году собиралась уйти на другое место — зарплата ей была мала; Еленова согласится и на маленькую, только бы работать там, где чисто и нет вони…

Разговор наш был недолгим, я пометил у себя необходимые данные и попросил принести справку от врача. Теперь-то я знаю, проверять было незачем, они говорили правду. Эта правда так и кричала с болезненного лица Еленовой. Когда они ушли, Смолин вызвал меня к себе и начал показывать фотографии новейших дорожных машин, выпускаемых на Западе, — огромные катерпиллеры, из которых каждый заменял четыре тяжелых бульдозера, и автоматические бетономешалки на колесах — они мешали бетон, одновременно заливая им подготовленное полотно дороги. Такой автомат за смену покрывает бетоном четыреста метров шестирядного шоссе.

Наше предприятие не рассчитано на то, чтобы строить дороги, мы всего лишь скромные ремонтники, наше дело чинить и поддерживать их, латать, чтобы по ним могли ходить машины. Такие гиганты нужны для крупных дорожных строительств. Я сразу понял, что наш директор вбил себе в голову, поддавшись соблазну, достать всю эту заграничную роскошь, хотя, конечно же, она нам ни к чему. Битый час Смолин с упоением толковал мне об этом.