Пришлепал Достал с сигаретой в зубах. Он смахивал на космонавта.
— Это правда, что к утру надо пробиться в Рудную?
— Ага.
— Сдурели? Не желаю я подыхать ради чьего-то приказа, наперед вам говорю.
Храмоста остановил погрузчик, но маячок крутился по-прежнему.
— Надеюсь, черт возьми, не пошлете меня в Брод, а, начальник?
— Тоже трусишь, Богоуш? Не хочется со двора, с надежного местечка?
— Да нет, почему. Но послушайте, ведь это что-то ненормальное творится. Не нравится мне эта буря. Плюньте! Всему есть предел. Коли невозможно, так нечего и пытаться. Черт!
Илона молчала. Бальцар ждал, что она скажет. А она молчала. Съежилась и молчала.
Н-да. Небо взбесилось. Стихия — одна, а может, составленная из тысяч стихий, я уже не разбирал, — плотным кольцом сдавила моих людей. Сзади, у снеговой фрезы, водитель Зедник прикладывал к капоту руки в рукавицах — согреть; старик привратник ждал, что будет дальше.
— Проспитесь, ребята! — крикнул я. — Надо ехать, не то нас заживо съедят, если струсим, не попытавшись даже добраться до места!
Карабиношова засмеялась. Пстругова укоризненно покачала головой.
— Хорошо тебе смеяться сейчас. А вот как измотаешься вконец, небось пожалеешь, что смеялась.
Я уже решил, в чьей машине поеду, но делал вид, будто мне все равно. Отошел. Люди провожали меня жесткими взглядами. Я зашел в сторожку привратника, записал номера грузовиков со стругами и снеговой фрезой, фамилии водителей и — опять на мороз. Люди ждали. На небе ни звездочки.
6
Снег висел над землей плотной завесой. Залеплял фары. Водители прогревали моторы. Мне пришло в голову, что неплохо бы позвонить в Брод Обадалу. Позвонить необходимо. И я опять побежал в сторожку. Схватил трубку, набрал номер.
Обадал сидел у телефона. Отозвался усталым голосом.
— Еще не выехали? Это ужасно! Задерживаетесь!
Я проглотил ругательство.
— Выезжаем! Скоро будем. Как у тебя с людьми, Обадал?
Так я и думал, его ответ не был для меня неожиданностью. Я знал — люди измотаны и пали духом.
— Скверно, товарищ начальник. Очень скверно…
— Так уж и «очень»? — перебил я.
— Да. Тут у нас белая тьма. Люди без передышки разгребают снег, вторую смену работают. Еле ноги таскают.
— Ты тоже?
Он усмехнулся — вымученная веселость.
— Я-то уж почти неделю не сплю, черт. Скоро не разгляжу, куда ложку сую.
— Слушай, друг, — заговорил я просительным тоном. — Мне от тебя кое-что требуется.
Как ни странно, он не стал возражать, хотя обычно у него на всякий приказ две сотни отговорок.
— Я могу помочь? — спросил только.
Эти слова меня обрадовали. Теперь засмеялся уже я.
— Можешь, милый. У тебя на складе больше всего соли. А ты жмотничаешь. Не возражай, я точно знаю.
Он хотел перебить меня, отбояриться. Соли своей он никому трогать не позволял. Ее мало, хотя и больше, чем на других участках, он сам ее выколачивал, потому что Прошекова нигде ничего достать не умела.
— Ты должен помочь нам, братец. И еще у тебя есть куча шлаку. Слушай хорошенько, встряхнись! Сосредоточься! Сосредоточься и не отнекивайся, это необходимо сделать. Возьми грузчиков и привези по полсотни тонн того и другого. Хотя бы на вашу паршивую площадь. И смешай как следует.
Мне не хотелось затягивать разговор, пора было выезжать. Я ободряюще подмигнул недовольному привратнику — буран помешал ему спать.
— Не горюйте, — сказал я ему. — Сейчас мы уедем, и вы придавите часок-другой.
— Поспишь тут с вами! — сердито огрызнулся он.
— К чему это все, товарищ Зборжил! — говорил меж тем Обадал. — В такой снегопад! Собачья же погода…
— Вот именно! Чего боишься? Я все беру на себя!
Подождал ответа. Знал, он согласится, если я распишусь в дневнике под своим приказом.
— Ладно. Ваше распоряжение занесу в дневник. И вы его подпишете. Сделаю, как хотите, черт возьми. У меня тут два-три человека, только что легли вздремнуть.
— Конечно, подпишу! Только ты как следует перемешай соль со шлаком.
— А это зачем?! — закричал он.
У него в самом деле не хватало рабочих рук, но в крайнем случае он мог бы достать людей в городе. Как-то уж он должен исхитриться.
— Мы хорошенько посолим знаменитое шоссе Брод — Рудная, понимаешь? И это спрашивает потомственный дорожник? Если посыпать — тогда хоть какая метель, снега на дороге не останется!
— Не многовато ли? По пятьдесят тонн? Этак самому ничего не останется…