Ника слезла с окна, села на диван — и не видела, что в доме напротив отворилось окно, посыпались вниз полоски бумаги, замазка. Потом его закрыли, но оно растворилось снова, кто-то толкнул рамы изнутри.
Сначала девочка играла что-то грозное, требовательное. Казалось, что она бьет смычком по струнам, потом — щемящее, горестное, и Ника подумала — это о любви.
Девочка вошла в комнату, прикрыла дверь, заботливо вытерла скрипку, положила в футляр. Ее задор исчез, она устало опустилась на диван рядом с Никой.
— Кто ты? — спросила Ника.
— Таня... Этого мало, конечно. Если ты мне понравишься, расскажу больше. А ты кто?
— Ника...
— Это твоя мама скульптор? — Таня смотрела в раскрытую дверь мастерской, где на фоне большого окна был виден накрытый бюст генерала.
Ника кивнула.
— Никогда в жизни не была в мастерской скульптора. Можно взглянуть?
Вечерело. Рисунки, эскизы, наброски на стенках прятались в сумрак. Бочка с глиной в углу была аккуратно прикрыта, отдыхали на столике чистые стеки — деревянные палочки; уже несколько дней мама не работала. Никаких прежних работ здесь не было, они остались в Киеве, эта мастерская — временная.
Таня подошла к скульптуре. Ника впопыхах не очень тщательно закутала ее, простыня задралась. Таня двумя пальцами осторожно приподняла край влажного холста.
— Кто это?
— Генерал...
— Почему же он плачет?
— Его убили...
— Жалко. Видно, сильный был человек.
— Да, он освобождал этот город.
— Но ведь генералы не плачут... во всяком случае, при людях. Твоя мама ошибается.
— И этот не плачет. Это я... — Ника протянула руку, чтоб загладить грустные, не генеральские бороздки. Но Таня придержала ее:
— Подожди...
Таня внимательно всматривалась в лицо. Вздохнула. Опустила полотно, поправила. Подошла к стене, где висел, в рисунке, эскиз памятника. Памятник должен быть в центре, возле ратуши. Пока там стоит небольшая пушка, горкой сложены снаряды и доска с надписью, что здесь похоронен генерал.
— Сложно все в человеке, — как бы продолжая вслух какую-то мысль, сказала Таня. — И между людьми все сложно. Знаешь, я тебе сейчас кое-что расскажу. — Она потянула Нику в комнату, к дивану.
Таня смотрела прямо перед собой, а Ника на нее, сбоку. У Тани четкий профиль: крупный прямой нос, высокий лоб, волосы черные, гладкие, зачесанные назад без пробора. Сзади — коса, на затылке — аккуратный черный бант. Темное платье со стоячим воротником, из-под него белые зубчики. Настоящая гимназистка.
Таня начала отвлеченно:
— Жил-был мальчик. Началась война, и он стал солдатом, сыном полка... А солдаты идут в бой, их убивают, ранят Мальчик лежал в госпитале. Туда приходили студенты музыкального училища, давали для раненых концерты. Потом одна девочка стала приходить только к этому мальчику. А его разыскала мать и забрала из госпиталя... Когда девочка пришла к ним домой, мать выгнала ее... Даже на порог не пустила. Сказала, ходить нечего, ты — здоровая, а он — калека... Что она понимает, правда? — Таня порывисто повернулась к Нике: — Он не калека, он — солдат, раненный в бою. Я для него играла. Дом напротив... Как ты думаешь, ему в окно слышно было? У него отнялись ноги. А я верю, что он будет ходить! Большая тренировка нужна, большая! И сила воли. И друзья!
— А если... не будет?
— Ну и что же? Ноги есть у меня! И скрипка... Разве мало на двоих?..
Таня ушла. Ника посмотрела в окно. Улица узкая, но деревья голыми ветками заслоняют окна противоположного дома, растут густо, близко к стенам.
Ника прилегла на диван, натянула до подбородка пальто, поджала ноги.
Вот Таня могла бы быть ее подругой, сильной и верной. О себе она, по сути, ничего не рассказала. Но чего стоят Танины глаза — внимательные, думающие. И еще ее музыка...
4
Никина мама пришла поздно. Глянула на вешалку — нет Никиного пальто. Не раздеваясь, помчалась в комнату. Ника спит на диване. Вздохнула с облегчением. Разделась, пошла на кухню — съестным и не пахнет. Опять Ника поленилась приготовить себе ужин. Разве так уж трудно поджарить картошку или отварить макароны? И она бы, глядишь, остатки склевала. Сил нет, как не терпит она эту бабью работу! Даже ради Ники не всегда себя переламывает.
Вытащила из-под стола коричневый ящичек из вощеного картона — американская посылка. Ими иногда отоваривают карточки. Повертела ключиком — у круглой коробочки отвалилась крышка. Понюхала — что-то похожее на плавленый сырок. У этих американцев иной раз и не поймешь, что ешь.