Андре кинулся прочь, промчался квартала два по улице, прежде чем сообразил, что понятия не имеет, где находится больница. Увидел какого-то старика, копавшего грядку под цветы, подбежал, спросил. Старик попятился поближе к восточно-европейской овчарке, привязанной посреди лужайки, только потом ответил. До следующего квартала Андре все еще слышал позади лай собаки.
Запыхавшись, вспотев от бега, он остановился у мрачно-желтых кирпичных корпусов больницы, глазея на указатели.
«Женское отделение» — вот где Долли, наверное. Если она еще там. Дьявол его знает, что ей скажу, когда увижу. Вот если б просто — шмыг туда, схватить ребеночка, и дёру… Схватить! Господи, совсем обалдел. Да стоит мне только, пусть к своему, прикоснуться, так они тут всю полицию на ноги поднимут. И потом: куда я, с ребеночком-то? Нет, так не пойдет! Надо зайти, просто узнать. Ах ты, черт, боязно… Все равно, надо.
Долгое время он так стоял, споря сам с собой, у клумбы поникшей от мороза красной герани. Весь дрожа, поминутно тяжело вздыхая. Потом медленно направился вперед по пандусу, где увидел табличку «К входу».
Мимо проехало такси, подрулило к главному входу, остановилось. Стеклянные двери больницы распахнулись. До Андре донесся знакомый смешок. У него перехватило дыхание. В нескольких шагах от него прошла Долли в сопровождении Эсси, они садились в такси.
— Как ты сказала, сдали медикам спеленутое имущество? — прыснула Долорес. — Ну, Эсси, ты даешь! Уф! Слава богу, отделалась.
Эсси протянула шоферу чемодан, чтоб положил в багажник.
— Еще бы! Короче, дело сделано. Видишь, как все устроилось, теперь, Долли, девочка моя, никто не будет у тебя под боком пищать.
Андре не успел и глазом моргнуть, как такси уже отъехало от больницы, двинувшись в сторону Кингстон-авеню.
Тьфу ты! Надо было б задержать ее… нет, зачем? Все равно бы ребеночка не взяла. А он где-то там. В больнице где-то…
Андре вошел и остановился, никак не решаясь обратиться к молоденькой регистраторше, заполнявшей на машинке какие-то бланки.
Она подняла на него глаза, улыбнулась.
— Я вас слушаю.
— Нет… мне ничего. Я просто… — Андре попятился, чтобы скрыться с глаз, завернул за угол, беспомощно огляделся.
Ординатор в белом халате и с марлевой маской, болтавшейся на шее, быстрым шагом шел по коридору. Бросил колючий взгляд на Андре. Двери лифта раздвинулись, оттуда вышли люди. Андре скользнул в кабину. Посмотрел на кнопки, задумчиво насупился, повел плечами, нажал кнопку второго этажа. Выйдя из лифта, он боязливо двинулся по коридору, придумывая на ходу, что бы такое сказать дежурной сестре, как вдруг очутился перед дверью с окошком. Там за окошком в металлической, отделанной пластиком кроватке спал уютно спеленутый младенец. Андре застыл на месте, уставившись на славную мордашку с закрытым ротиком и глазками. В той же самой комнате, только подальше — не так хорошо видно, лежали в таких же точно кроватках еще пятеро младенцев.
Сестра, дежурившая там, заметила Андре, улыбнулась, подошла к двери с окошком и спросила:
— Кого вам показать?
Сердце у Андре забилось еще сильнее.
— Мне Макгрегора… покажите…
Была не была, а вдруг?..
Сестра пытливо оглядела его с ног до головы.
— Макгрегора? — Она помолчала. — Ребенка только что забрали в ясли.
— Как в ясли? — выдохнул Андре.
— Видите ли, детей, от которых отказываются матери, берут на попечение благотворительные организации.
— Благотворительные? Куда же мне…
— А кто вы такой?
— Отец ребеночка, вот кто. Куда мне обратиться, чтоб его увидеть?
— Я скажу, вас проводят вниз в отдел патронажа, мистер… мистер Макгрегор. Там вам все расскажут.
Андре ввели в небольшую приемную у кабинета. Он съежился в кресле, отчаянно жалея, что у него нет под рукой сигарет. Из-за двери доносились голоса: убеждающий — женский и тоненький, дрожащий от слез, — девичий. Время от времени в паузах отрывисто стрекотала пишущая машинка. По коридору прошел санитар, толкая перед собой каталку. Вытянув шею, Андре увидел спящее лицо пациентки после наркоза.
На ладонях у Андре выступил пот, он мгновенно отвел взгляд. Санитар с каталкой прошел мимо. Снова коридор пуст.
Что же я здесь делаю? Эх, не будь дураком — ноги в руки, и по коридору, скорее вон отсюда, не то… Может, для моего малыша это самое лучшее. Ну что я ему могу дать?
И что я скажу, когда дверь откроется и меня позовут? Скажу, дескать, мой ребенок, и все, и не ваше, мол, собачье дело, захочу — в карман засуну, захочу — подвешу на суку, а сам буду свои канализационные трубы прокладывать, так, что ли? Андре возмущенно фыркнул. Хорош папаша, нечего сказать! Фу ты, черт, ну а если… если… к матери его отвезти, а? Ну нет, он покачал головой. Не пойдет. На черта его туда, что ему там, лучше, чем у Долли, будет?