Она уже устала стоять, когда мужчина наконец вернулся со свертком. Взял деньги из ее рук без всякого интереса, но все же ей показалось, что глаза его как-то странно скользнули по ее платью, и она была рада уйти. Маленький сверток, небрежно завернутый в коричневую бумагу и стянутый резинкой, приятно хрустел в руках. Она догадывалась, что там сухие листья и стебли, которые крошатся даже от нежного прикосновения пальцев. Она шла домой с радостным ощущением, что она возвращается. Но что за могущественное волшебство было в свертке?
Дома ее ждала еда. Правда, рис уже остыл, но мать подогрела соленый суп и рыбу.
Ветер не давал ребенку уснуть. Старшая сестра держала его на руках и тихо напевала, похлопывая по спине: "Ай, ай, усни, усни, малыш, ай, ай, маленький человек, сильный человек, спи, спи..." В соседней комнате отец играл с приятелями в кости, то и дело выплевывая бранные слова. Четверо братьев, раскинувшись, спали на циновках, утомленные играми и беготней по улице.
Рядом с ней спала Суй Линь, младшая сестра, ей едва исполнилось три года. Она тихо икала и всхлипывала во сне, потому что вечером ее наказала мать.
А их мать, их сильная, крепкая мать была больна.
Она взяла те листья и стебли, добавила немного земли и сварила лекарство - отвратительную черную жижу.
После рождения последнего ребенка мать всегда спала вместе с детьми. Она была им необходима в ночной тьме, чтобы укутать в одеяло, когда дождь стучит по крыше, или крепко обнять, когда они вдруг просыпались от страшных снов. Мать больна, но она сильная и всегда рядом...
Она проснулась и долго лежала, недоумевая, что могло разбудить ее. В темноте ничего нельзя было разглядеть, и только по ровному дыханию братьев и сестер она поняла, что не спит.
Все было спокойно, даже капризный малыш тихо спал в своей люльке. За стеной похрапывал отец. Она думала о них, окутанных сновидениями. Лишь она одна не спала и ощущала медленно ползущую ночь. Но что-то неведомое в этом покое разбудило ее. Она приподнялась: это была мать. Она услышала приглушенный вздох и сквозь темноту увидела извивающееся тело на покрытом циновками полу. Она понимала, что матери плохо, но не знала почему и замерла в нерешительности.
"А-ай", - тихо стонала мать.
Звуки боли смутили ее. Они тянулись долгие минуты, наполняя темную комнату. Она услышала, как мать медленно встала, как зашуршала циновка под ее ногами, услышала шум нетвердых шагов. Задохнувшись от испуга, она пошла за матерью.
Дверь душевой была открыта, и она разглядела темные очертания тела на полу. Мать вскрикивала, что-то шептала, но не зажигала света, потому что не хотела выдать свою боль.
Страх, порожденный сдержанными стонами матери, пересилил внезапно охватившее ее чувство отвращения, и она включила свет.
Мать сидела на корточках, сжимая рукою бок, глаза ее сузились, тело застыло скорчившись, темные пятна покрывали пол. Кровь, хлынувшая из роковой неведомой раны, заливала тело женщины - женщины, которая в эту минуту не была ее матерью. Одежда насквозь пропиталась кровью.
Боль и кровь оттолкнули ее: они находились за пределами ее понимания, но какое-то неосознанное сочувствие, инстинкт пола заставили ее двигаться.
Подогретая вода из детской бутылки, теплое полотенце, сладкое жирное молоко...
А тело то сжималось и вздрагивало, то неподвижно застывало, словно хотело остановить непостижимый таинственный поток.
Наконец женщина заснула, укрытая двумя одеялами, заснула в немом покое прошедших страданий.
А она все ходила по маленькой кухне, смывая с пола темные пятна. Испачканная одежда окрашивала воду в черный цвет. Когда она выливала в ванной эту черную воду, она вдруг почувствовала, как что-то в ней перевернулось. Ее мать, ее сильная, крепкая мать, которая всегда успокаивала ее после ночных кошмаров, - такой матери больше не было. Она не могла утешить ее в эту страшную минуту, когда черной ночью смывала черную кровь. Она сказала ей все. Но что толку в том, что она сказала ей все? Дракон, глаза мужчины, темная дорога... Что пугало ее прошлой ночью и многие ночи подряд?
Когда она терла одежду мылом и полоскала, когда выливала черную воду, она думала о своих руках, погруженных в воду, о чужой крови, которая проникла в кожу и собиралась под ногтями. Она дрожала от холода, дрожала от всплесков холодной воды и, не в силах унять дрожь, плакала.
ТЕРЕЗА ЛИМ
МОРЕ
Перевод Н. Степановой
Он прижался носом к оконному стеклу и глядел как зачарованный на бесконечное пространство песка и воды, а сердце бешено колотилось. Так вот оно какое - море! Он никогда не видел его прежде и не подозревал, что оно так прекрасно. Ему не терпелось выбежать, почувствовать, как ступни вдавливаются в песок, пропуская его меж пальцами, потрогать море.
- Эй, ты чего там увидел, Ин Мунь? - Непоседливый Рама плюхнулся рядом с ним на сиденье и тоже расплющил нос по стеклу.
Вместо ответа Ин Мунь сдвинулся на самый край, вжавшись в стенку, втянул голову в плечи и крепко зажмурился. Толстяк с заднего сиденья тут же вцепился ему в волосы и заорал в самое ухо:
- Ты чего, ответить не можешь?
Автобус медленно затормозил, учительница наспех давала последние наставления. У передней двери толкалась шумная ватага. Сидевшим в конце салона было велено спокойно дожидаться своего череда. Дети от скуки тем временем принялись потешаться над Ин Мунем, дружно скандируя: "Ин Мунь дурак! Ин Мунь - дурак!"
Ин Мунь зажал ладонями уши, все его хрупкое тельце тряслось от едва сдерживаемых слез.
Наконец они отстали от него. Он сидел один в автобусе, забившись в угол и позабыв свой недавний восторг при виде моря. Из-под плотно сжатых ресниц выкатилась слезинка и, соскользнув по щеке, шлепнулась на колено. Он смахнул ем слегка скривившись. Рана все еще саднила. Он открыл глаза и посмотрел на глубокий красный рубец на ноге. Безотчетный страх снова охватил его. Со всех сторон на него глядело лицо матери в ее руке была зажата плетка. С криком "Ты что, ответить не можешь? Отвечай, кому говорят!" она стремительно надвигалась на него.
Слезы хлынули ручьем по бескровному лицу ребенок инстинктивно заслонился руками:
- Не надо! Не бей меня!
Звук собственного голоса заставил очнуться! крик матери смолк.