Выбрать главу

СОВРЕМЕННАЯ ПРОЗА СИНГАПУРА

В поисках своего лица

Средства массовой информации делают свое дело: если для героя рассказа Карела Чапека «Поэт» «дальний Сингапур» был своего рода Зурбаганом, сказочной гаванью на краю света, то для нас это вполне реальный город-государство в Юго-Восточной Азии. Более того, сегодня внимательные читатели газет и любители телепрограммы «Время» легко заметят неточность, обусловившую одну из причудливых ассоциаций чапековского героя: в «Львином городе» живут не столько малайцы, сколько китайцы, составляющие свыше трех четвертей местного населения. Но вот с чего бы это гражданам Сингапура писать повести и рассказы на английском языке, словно у них никогда не было собственных литературных традиций, — это может растолковать далеко не каждый. Тут-то и наступает звездный час Знающего Человека. «Мне совершенно точно известно, — говорит он, — что…»

Можно с уверенностью сказать: предки нынешних сингапурцев ехали сюда не затем, чтобы заниматься литературой. Когда один из создателей Британской империи Т. С. Рэфлс основал в 1819 г. новый свободный порт на малонаселенном острове у южной оконечности Малаккского полуострова, туда во множестве устремился торговый люд с разных концов Азии. Открывая изданный в 1836 г. в Санкт-Петербурге перевод «Путешествия вокруг света» Ж. С. С. Дюмон-Дюрвиля, мы узнаем, однако, что «между народами различного происхождения господствуют в Сингапуре преимущественно два, по числу их: китайцы и малайцы». По мере развития города, не без оснований названного русским писателем «один из всемирных рынков, куда… стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку» [1], китайцы, среди которых все больше становилось законтрактованных кули, по численности своей оставили далеко позади старожилов-малайцев, равно как и приезжих из Индии и других стран Востока. Основатель Батумского ботанического сада А. Н. Краснов, посетивший Сингапур в 1892 г., замечает: «Если бы меня спросили, кому принадлежит Сингапур — англичанам или китайцам, — я бы затруднился ответить на этот вопрос. Во всяком случае, на улицах на одного англичанина вы найдете здесь триста китайцев и один десяток малайцев. Весь город принял облик китайского города».

Большинство местных жителей, разноязычных выходцев из южных провинций Китая, были, впрочем, отходниками, не собиравшимися пускать корней на новом месте. По наблюдению того же Гончарова, в Сингапуре «на всем лежит печать случайности и необходимости, вынужденной обстоятельствами», а в здешней толпе «нет самой живой ее половины, ее цвета, роскоши — женщин». На рубеже веков китайская реэмиграция из Британской Малайи и ее главного Города (где находили применение своим силам одновременно около миллиона китайцев) составляла ни много ни мало 75–85 %. И хотя иммигранты неизбежно заносили с собой в Сингапур элементы присущей им культуры, город для них долгое время оставался всего лишь становищем, где что есть силы «зашибают деньгу» и не тратят времени на нужные согласно Александру Блоку, одним лишь сочинителям

…рифмованные и нерифмованные Речи о земле и о небе.

В XX веке картина меняется. Все больше иммигрантов оседают в Сингапуре, вчерашние купцы, подчиняясь диктату времени, преображаются в заправских капиталистов, кули становятся пролетариями, нарождается, наконец, и местная интеллигенция. Переведенный в Малайю из революционной России Брюс Локкарт описывает «целую армию» сингапурцев, «обрядившихся в белые тиковые пиджаки и брюки — прежние атрибуты европейцев — и спешащих на своих велосипедах в ведомства, школы, больницы и прочие учреждения, где находят работу представители среднего класса». Нетрудно догадаться, что эти «образованные азиаты», среди которых Локкарт наметанным глазом усматривает будущих коммунистических агитаторов, в основном были китайцами.

Правда, далеко не все молодые китайцы, отказавшиеся от навязанных их предкам кос и традиционной одежды, получили образование по британским образцам, как это представлялось Локкарту. Многие из них окончили китайские школы которые размножились при содействии китайских революционеров, находившихся в сингапурской эмиграции (несколько лет провел здесь и Сунь Ятсен, в 1911 г. провозглашенный первым временным президентом Китайской республики). В этих школах юнцов, с детства говоривших на фу-цзяньском, кантонском и некоторых других диалектах, обучали общекитайскому («мандаринскому») литературному языку. Ученики китайских школ становились читателями появляющихся здесь местных китайскоязычных газет (с их литературными приложениями) и литературных журналов. Опираясь на новую образованную прослойку, в Сингапуре развивается в 20–30-х годах своеобразная «южноморская» (наньянская) литература, которая находит спрос и в других городах Малайи [2].

вернуться

1

Гончаров И. А. Сингапур. «Отечественные записки», 1856, т. 105, э 3, с. 43.

вернуться

2

См., например: Воскресенский Д. Предисловие. — В кн.: Сингапурская мозаика. М., 1980.