Фройляйн Кемп достала носовой платок: так директор еще ни разу с ней не разговаривал — проникновенно, почти страстно. Этого ему не следовало бы делать. Как ей теперь за обедом глядеть в глаза его жене? Скоро десять, пора пить кофе. Сегодня она сама за ним сходит.
Но она осталась в кресле. Ей надо было выяснить, что он имел в виду, когда говорил о первом ощущении свободы.
— Вы сказали, что Мартину Кнехту сегодня разрешается поиграть в мяч… — И она представила, как подростки, пыхтя и отдуваясь, носятся по двору в клубах пыли и в сумерках кажутся огромными привидениями.
Директор зажег спичку и, раскуривая трубку, наблюдал за фройляйн Кемп; с каждой затяжкой огонь все глубже вгрызался в табак. В дверь постучали, он попросил ее открыть.
На пороге стоял воспитанник. Воспитанник не сдвинулся с места, пока секретарша брала у него поднос и относила к столу. Она вернулась и закрыла дверь. Господин директор будет пить кофе как обычно — со сливками и кусочком пиленого сахара? Сама она сегодня предпочитает черный — вчера на кухне ей бросилось в глаза, что бидон для сливок не выдраен как следует.
Директор положил трубку на пепельницу. Очень хорошо, он благодарит ее за информацию, об этой неряшливости станет известно старшему скотнику. Нет, никаких ватрушек, только кофе и сахар.
Он снова подошел к окну.
Во дворе обе группы скотников, построившись в колонну по одному, готовились идти на полдник. Они знали, что он наблюдает за ними из окна, поэтому никому и в голову не приходило взять из корзины два яблока.
Разве это легко — сделать из них полезных членов общества? Почти невозможно. И знают об этом только те, кто изо дня в день занимается перевоспитанием. Не так ли? В известном смысле сотрудники колонии — это заговорщики, члены тайного союза, и она, секретарша Регина Кемп, никак не может стоять в стороне. Кто хоть раз столкнулся с этой работой, пусть даже мимоходом, тот уже не может от нее отказаться, разве что станет отступником. Да, да, пусть она нальет ему еще чашечку.
По кабинету клубами плавал табачный дым, в лучах солнца плясали пылинки.
— Сегодня тепло, — сказала фройляйн Кемп, — теплее, чем вчера. Можно я открою окно? Только одну половинку?
Она встала рядом с ним. Когда она распахнула створки, директор пронзительно свистнул. Подростки во дворе опустили головы, колонна подровнялась.
Его беспокоят приближающиеся ночи, теплые майские ночи, когда учащаются побеги. Сколько их было в прошлом году?
Регина Кемп вспомнила: восемь. Господин директор тогда сам присоединился к одной из поисковых групп. В дело были пущены овчарки. В сентябре судебные власти прислали им счет: две кражи со взломом на дачах у озера; материальный ущерб; воровство продуктов и одежды; украден мотоцикл марки «веспа», но вскоре обнаружен без каких-либо повреждений. У беглецов нет практически никаких шансов, тем не менее колонисты снова и снова решаются на побег; этого она никак не может взять в толк.
Большинство попадается на вокзалах, сказал директор. Кстати, счет судебных властей адресован ему, директору, — как порицание, если хотите, как невысказанный упрек.
Фройляйн Кемп поставила чашки на поднос: стоит ли принимать все близко к сердцу? Ему просто прислали копию, для сведения.
Да, может, она и права. Он стал мнителен на этой работе, стал видеть все в черном свете… Но они опять отвлеклись от Мартина Кнехта. Попытка к бегству, даже подстроенная им, директором, имеет и свои положительные стороны. Она может оказать услугу воспитанию, если последующее наказание рассматривать как воспитательную меру. Ведь что такое наказание, как не воспитательная мера? Именно это он имел в виду, когда говорил о первом ощущении свободы!
Если уж что-то должно произойти, то происшествие надо готовить, и так, чтобы оно воспринималось как сцепление обстоятельств, взаимосвязей и случайностей. Как сцепление, к которому закон, в свое время тоже выведенный из таких же сцеплений, увы, не может подступиться. Демократия! В демократическом государстве закон не должен опережать развитие событий; отсюда вытекают определенные выгоды. В общем, это сложное сплетение элементов свободы и насилия, чутко реагирующее на действительность, которая все время меняется. Директор пристально посмотрел секретарше в глаза.