Стоя у окна, Добре думала, как ей быть. Выйти — пожалуй, еще разминешься с товарищами. Надо ждать здесь. Да и куда идти? Она ведь не знает, кто где ночует. Живко и того не сумеет найти. Отвлекли ее громкие всхлипы. Плакали мать и младшие сестры Грозды. Прервав свои размышления, она подошла к ним и, с трудом подбирая слова, принялась успокаивать их — скоро, мол, все кончится, наши отобьются, и плакать не надо, — потом, томимая страхом за товарищей, снова прильнула к окну. Временами шальная пуля отскакивала от стены, в соседней комнате выбило стекло. Страх овладел всеми. Обе девочки жались к матери и отчаянно, взахлеб ревели, а та, сотрясаясь от коротких сухих рыданий, шептала омертвелыми губами: «Куда ты, родимая, ушла в такой час?» Добре взяла себя в руки и опять принялась утешать их. И снова кидалась к окну. Неподалеку от их дома упал пожилой крестьянин. Неясно, откуда стреляют, но человек упал точно подкошенный. Он пополз, оставляя за собою кровавый след. Добре оцепенела от ужаса. У нее на глазах умирает человек. Может быть, он кричит, зовет на помощь, просто за выстрелами ничего не слышно. Он прополз немножко, вдруг как-то странно дернулся, поджал колени и замер в неподвижности.
— Убили, — прошептала Добре. — Человека убили.
Людей не видно, а человек упал, сраженный не одной пулей. «Значит, мы в кольце», — с тревогой подумала девушка, и, глядя на порыжелую, пыльную землю с распростертым на ней мертвым телом, тихо проговорила:
— А Живко? А товарищи? Почему никого не видно?
Село словно вымерло. Убитый не в счет. Некому даже склониться над ним.
Вдруг она заметила бегущую по проулку женщину. Следом за ней бежали двое детей. «К нам, — пронеслось в голове у Добре. — Страшно одной с детьми. Только ведь ей нельзя сюда, у дома их подстрелят. Надо остановить ее».
Добре пересекла веранду и стала спускаться вниз. Девушка ощущала непонятный прилив сил. Руки отошли, страха нет, тело обрело удивительную легкость. Словно на крыльях подлетела она к двери и, забыв про опасность, распахнула ее. Главное сейчас — предупредить женщину. Это она вчера приглашала ее на ночлег. Муж у нее в концлагере в Ясеноваце. А еще она спрашивала: «Как ты думаешь, война скоро кончится?» Надо ее остановить.
Женщина поравнялась с убитым и на мгновенье оцепенела. Потом прижала к себе детей и, не отрывая от мертвого недоуменного взгляда, стала далеко обходить его. Пулеметная очередь пропахала вокруг нее землю, подняв клубы пыли.
— Ложитесь, ложитесь! — крикнула Добре.
Женщина словно не слышала.
Тогда Добре бросилась к ней.
— Ложитесь же, ложитесь!
Добре бежала, забыв про то, что теперь и она стала мишенью для пулеметчика. Женщина выпустила детей, схватилась руками за лицо, чуть подалась вперед и, обливаясь кровью, упала. Добре остановилась. Сначала она подумала, что женщина услышала ее, облегченно вздохнула и вдруг поняла — она мертва.
Дети растерянно смотрели то на мать, то на приближавшуюся к ним партизанку.
— Детки, — прошептала она, с трудом переводя дыхание, и обняла обоих. — Скорей в дом!
И, пытаясь заслонить от пуль, потащила к дому. Дети заплакали, рванулись назад, к матери, а Добре, словно прикрывая их собой, тащила к двери. Старший мальчик упирался особенно рьяно.
— Потерпи, золотко, потерпи, — уговаривала его Добре. — Мы к ней вернемся.
До двери всего несколько шагов, она слышала причитания хозяйки на лестнице. Наверное, видела все в окошко и поспешила им навстречу. «А хозяин, как назло, спозаранок уехал в Гостивар», — подумала Добре и, не вскрикнув, рухнула вниз лицом.
Боль была такая, будто внутри все разворотили. Кровь хлынула к горлу. Сквозь мутную пелену она видела мать Грозды, в ужасе застывшую на пороге. Добре хочет сказать ей, чтоб поскорее увела в дом детей, но язык не слушается, кровь с бульканьем заполняет рот, нос, мешаясь с пылью, образует у щеки густую лужицу.
Мать Грозды втащила детей в дом и, превозмогая внезапную слабость, принялась тут же, у порога, осыпать их поцелуями. Оглушительный взрыв отвлек ее. Она машинально повернулась к двери и увидела, как вершина скалы взметнулась к небу землей и камнями. А прямо под нею выпрямился во весь рост человек, а потом упал и покатился вниз. Теперь она кинулась к Добре и, не помня себя от страха, повернула к себе лицом. Девушка захлебывалась кровью. Пулеметная очередь прошила ее от поясницы до шеи. Женщина приподняла голову Добре, взяла ее под мышки и втащила в дом. Дети, не переставая дрожать, молча смотрели, как она, заламывая руки, бестолково суетится вокруг девушки.