Именно на это «определение», ставшее как будто бы общепринятым по результатам этого коллоквиума, ссылается новосибирский исследователь и переводчик греческих фрагментов гностических трудов Евгений Афонасин (при этом он избегает давать свое определение, то есть выступает – в данном случае – как исследователь исследований):
«Гностицизм – в узком смысле, иудейско-христианское религиозное учение, получившее распространение в поздней античности и заклейменное как ересь такими апологетами христианства, как Ириней Лионский, Ипполит Римский, Тертуллиан, Климент Александрийский, Епифаний Саламский и многими другими; в широком смысле, тип мировоззрения, для которого характерно учение об особом типе откровенного знания, гносисе, и представление об избранности его носителей. Именно так гностицизм был определен на Международном коллоквиуме в Мессине в 1966 г. (См.: The Origin of Gnosticism: Colloquium of Messina 13–18 April 1966. Ed. U. Bianchi (Leiden, 1968), xx–xxxii, xxvi–xxvii)».
Это определение, как и великое множество других, отчасти дается «методом замкнутого круга»: гностицизм – это то, чем занимались гностики, а гностики – это те, которые баловались гностицизмом.
В работах же современных апологетов христианской ортодоксии постоянно встречается дословно повторяемое определение, что «гностицизм – это смесь греческой философии с восточным мистицизмом, возникшим до христианства и независимо от него». Это определение, на наш взгляд, вообще не выдерживает критики даже не потому, что полностью дистанцирует гностицизм от христианства, но потому, что остается неясным, зачем эту смесь вообще изготовили, и на кого она была рассчитана. В этой связи интересно обратиться к мнению Ганса Йонаса.
Ганс Йонас (1903–1993) был одним из наиболее значимых докладчиков на конференции в Мессине, и именно то, как он определял гностицизм, оказало влияние на большинство современных западных исследователей темы. На той конференции, впрочем, Йонас использовал термин «гностицизм» лишь в качестве производно-вспомогательного термина от «гнозиса» и «гностиков». Ранее, в своей книге о гностицизме (в немецком оригинале известной как “Gnosis und spätantiker Geist”, T. 1 – 1934, T. 2 – 1954) на стр. 326, он был чуть более конкретен: «Наименование “гностицизм”, появившееся для того, чтобы послужить заглавием для многообразия сектантских доктрин, появившихся внутри и вокруг христианства в течение его напряженных первых веков, образовано от “гнозиса”, греческого слова, означающего “знание”. Акценты на знании как на способах достижения спасения или даже как на самой форме спасения, а также претензия на обладание этим знанием в рамках одной четко сформулированной доктрины, являются общими чертами многочисленных сект, в которых гностическое движение выражало себя».
Слабость этого определения, опять же, в том, что оно не объясняет сути гнозиса, а также косвенно дистанцирует его от христианской парадигмы. Однако сила этого определения в том, что из него его автор в несколько этапов вывел экзистенциалистский характер гностицизма, что и отразил в послесловии к своей книге. Исторически это, конечно, было неслучайным: именно на расцвет деятельности Йонаса, 30-е – 50-е гг. ХХ века, пришелся и расцвет философии экзистенциализма на Западе.