Я положил ногу на ногу и продолжал:
— Мы даже и начать-то ничего как следует не сумеем. Ну, а если все же предположить, что мы начали действовать и почувствовали, что чего-то можем добиться, вот уж тут ФБР по-настоящему возьмется за нас. Ведь там около шести тысяч хорошо подготовленных сотрудников, многие из них — высококвалифицированные специалисты; ФБР располагает годовым бюджетом в триста миллионов долларов. Пожалуй, я загляну в словарь, чтобы найти вместо «абсурда» более подходящее выражение.
Я опустил ногу.
— Ну, а кроме того, что мы знает о миссис Бранер? Я не верю ее словам, что ей просто досаждают. Готов поспорить, что она до смерти перепугана. По-видимому, миссис Бранер знает о существовании материалов, компрометирующих если не ее, то ее сына, или дочь, или брата, а может быть, и ее покойного мужа, и боится, что ФБР раскопает их. Она прекрасно понимает, что просто докучать ей ФБР не будет, оно ищет нечто поважнее, что может причинить ей крупные неприятности и тем самым серьезно ослабить влияние разосланной ею книги. Сто тысяч долларов для нее пустяки.
Я снова положил ногу на ногу.
— Вот что я бы сказал в ответ на ваш гипотетический вопрос.
— Последняя часть неуместна, — проворчал Вульф.
— А я часто говорю неуместные вещи. Это путает людей.
— Ты без конца болтаешь ногами.
— Это их тоже путает.
— Вздор. Ты нервничаешь, и это не удивительно. Я думал, что знаю тебя, Арчи, но твое сегодняшнее поведение для меня новость.
— Ничего тут нового нет. Всего лишь чутье.
— Чутье побитой собаки. Ты и ногами-то болтаешь потому, что поджал хвост. Если разобраться, ты вот что сказал: мне поручают работу и дают самый крупный аванс за всю мою жизнь, без всяких ограничений расходов по делу и суммы окончательного вознаграждения, но я должен отказаться от этого предложения. Я должен отказаться не потому, что поручение трудное, возможно, даже невыполнимое (я успешно выполнял многие поручения, вначале казавшиеся безнадежными), а потому, что могу обидеть этим определенного человека и возглавляемое им учреждение, за что он отомстит мне. Я должен отказаться потому, что боюсь взяться за эту работу; я предпочту подчиниться угрозе, вместо того чтобы…
— Я вовсе так не говорил!
— Но имел в виду именно это. Ты терроризирован. Ты запуган. Я согласен, что основания для этого у тебя есть. Многие весьма высокопоставленные лица по тем же причинам не делают того, что должны делать. Возможно, что и я вел бы себя так же, если бы речь шла о том. чтобы взяться за эту работу или отказаться от нее. Но я не возвращу чек на сто тысяч долларов: это означало бы, что я испугался этого мерзавца. Мне не позволит это сделать мое уважение к самому себе. Полагаю, тебе следует взять отпуск на неопределенное время. Отпуск я оплачу — такой расход я выдержу.
— С сегодняшнего дня?
— Да, — мрачно ответил Вульф.
— Эти записи сделаны моим собственным шифром. Перепечатать их?
— Нет. Это может тебя скомпрометировать. Я еще раз повидаюсь с мистером Коэном.
Я закинул руки за голову и посмотрел на Вульфа.
— Я по-прежнему утверждаю, что вы спятили, — сказал я, — и отрицаю, что я поджал хвост. Проще простого мне сейчас было бы отойти и понаблюдать со стороны, как вы будете действовать без меня, но после того, как мы столько лет плавали вместе, прямо-таки позор — дать вам возможность утонуть в одиночку. Я извещу вас, если перепугаюсь в ходе работы. — Я собрал порванные листки блокнота. — Перепечатать?
— Нет. Будешь расшифровывать только то, что нам понадобится.
— Ладно. Одно предложение. Вы сейчас в таком настроении, что, может быть, пожелаете начать военные действия разговором с клиенткой? Она оставила номер своего личного телефона, который, конечно, прослушивается. Позвонить ей?
— Да.
Я снял телефонную трубку и набрал номер.
Глава 3
Около полуночи, заглянув на кухню, чтобы проверить, не забыл ли Фриц закрыть дверь на задвижку, я с удовольствием увидел, что в кастрюле на плите стоит тесто для гречневых блинчиков. Понятно, в такой ситуации ограничиваться даже и хорошо подсушенным тостом или слоеной булочкой было бы недостаточно. Поэтому в среду утром, вскоре после девяти, спускаясь в кухню, я знал, что меня покормят как полагается. При моем появлении Фриц прибавил в плите газ, а я пожелал ему доброго утра и получил из холодильника свой стакан сока. Вульф, которому Фриц обычно приносит завтрак в комнату, уже поднялся в оранжерею, чтобы провести там, как всегда, два утренних часа со своими орхидеями. Принимаясь за еду, я спросил у Фрица, есть ли что-нибудь новенькое.