— В ограде парка, — сказала Лида негромко, — много дыр…
И поплыла прочь, рассекая воду решительными взмахами рук.
Поэтому он уже не видел, как блеснули усмешкой голубые глаза.
Ресторан «Лесовна» стоял над излучиной ручья. Дороги тут разделялись: старая шла через деревянный мост дальше по берегу в лес, а новая устремлялась лугами к горизонту, вероятно к главному шоссе. Визг шведской электропилы долетал даже сюда. Ресторан был еще закрыт, на автостоянке пусто, за домом тихо полоскалось на ветру белье. Столики в саду — без салфеток, стулья опрокинуты на столы. Поручик Шлайнер перешел мост и направился прямо на звук пилы, к откосу. В туфлях идти ему было неудобно, кожаные подметки скользили по хвое.
Возле только что спиленных елей, от которых далеко вокруг разносился пряный аромат смолы, суетились два старика. Один из них — лесник Бружа в круглых очках с очень толстыми стеклами, в форменных брюках и зеленой рубашке с засученными рукавами — ходил среди поваленных стволов. В руке у него была суковатая палка, которую он носил, вероятно, как символ наследственной должности лесника при замке — лесником был его отец, а также дед и прадед (в опольненских корчмах говаривали, что какой-то предок Бружи охотился на медведей с Карлом IV). Тут же работал и лесоруб с тарахтящей пилой. Шлайнер не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за его ловкими, завораживающими движениями. Йозеф Коларж — рабочий лесного управления, человек неважной репутации (о сожительнице его шла еще более дурная слава), «герой» драк, который частенько избивал кого-нибудь и еще чаще бывал бит сам, бродяга, привыкший спать, что называется, укрывшись шляпой, в кюветах, — Йозеф Коларж орудовал сверкающей красно-серебряной пилой легко, прямо играючи. Инструмент он держал обеими руками, никто не помогал ему отбрасывать ветки и сучья (а может, ему этого и не требовалось), так что приходилось работать и ногами.
Вдоволь налюбовавшись, поручик Шлайнер вышел на лесосеку и направился к Коларжу.
Старики, увидев его, остановились, бросили на землю ветки.
— Глянь-ка, — зашептал один дед другому, — Пепа опять набил кому-то рожу… — и радостно потер руки.
— Эй! — крикнул Шлайнер. — Коларж!
Йозеф Коларж обернулся, сжимая пилу, как короткий меч. Она блеснула на солнце.
— Чего еще?
У Шлайнера участилось дыхание. Достаточно Коларжу слегка замахнуться или поскользнуться на стволе…
— Выключите пилу!
Пила тявкнула и смолкла.
— Ну чего вам?
— Придется вам пойти со мной, Коларж.
— Это еще зачем?
Лесник Бружа взмахнул своей палкой.
— Слушайте, не мешайте работать. Если вам что-то надо от Пепика, выясняйте после работы. У нас задание.
— У нас тоже, — возразил Шлайнер.
— Что он сделал?
Шлайнер с минуту колебался, потом ответил:
— Не знаю. Что он может сделать… Мне нужны только его свидетельские показания.
— Тогда после работы, — объявил Коларж. — За простой вы мне не заплатите.
— Не выйдет, — покачал головой Шлайнер. — Это срочно и очень важно. А по закону…
— Идите вы знаете куда, — невозмутимо сказал Коларж. — Я ничего не сделал и поэтому…
— Слышь-ка, Пепик, — миролюбиво вмешался лесник, — ступай с ним. Когда Пепик злится, — объяснил он Шлайнеру, — то себя не помнит.
— Нам это очень хорошо известно, — сухо отозвался Шлайнер. — Очень хорошо. Ну, пошли.
Коларж слез с пня, осторожно положил пилу.
— Придется вам самому докончить, — обратился он к леснику. — Как видите, мне надо пойти с товарищем.
Он пошарил по карманам в поисках сигареты, но не нашел и направился к пиджаку, висевшему на дереве у края лесосеки.
— Что он натворил? — тихо спросил лесник.
— Ничего, — ответил Шлайнер и невольно покраснел.
Разговаривая по телефону с управляющим замка, надпоручик Чарда стоял лицом к окну и сразу увидел, как черный «мерседес» въехал под арку гостиницы «Рыхта». Положив трубку, он застегнул форменную блузу, надвинул фуражку, предупредил прапорщика, который был оставлен здесь на всякий случай, что скоро вернется, и решительно зашагал через площадь.
Он вошел в ресторан гостиницы «Рыхта» и огляделся. У окна сидели двое мужчин в форме шоферов и две женщины — автобусные кондукторы. Они ели суп из потрохов с солеными рогаликами. Старший официант Карлик наливал у стойки кофолу[20].
— Добрый день, — сказал надпоручик, подходя к нему. Он немного расстроился, что не сразу нашел Экснера.
— Пиво или что-нибудь покрепче, ваше благородие? — деловито спросил пан Карлик. Еще в бытность свою посыльным он привык величать жандармов «их благородиями», потом стал обращаться так к сотрудникам общественной безопасности, и отучить его не смогли.