— Прошу! — Коларж величаво повел рукой, запирая калитку.
— Идите вперед, — сурово приказал я.
Он отослал пса. Овчарка прижала уши и хвост и побрела мимо альпийской горки куда-то за дом.
Мы поднялись на веранду размерами с хорошую комнату. Перед угловой скамьей стоял стол. Налево была прихожая, через которую мы проследовали внутрь дома, миновав открытую дверь в кухню. Там, насколько я мог заметить, никого не было. Из дальнего угла продолговатой прихожей вела наверх деревянная лестница, но мы до нее не дошли. Профессор остановился перед закрытой дверью, открыл ее и снова вежливым жестом хотел пропустить меня вперед.
— Идите, идите! — сказал я. И вошел следом за ним, держа в одной руке портфель, в другой — пистолет. Мы очутились в темноватой гостиной: окно было широкое, но снаружи его заслоняло большое пышное дерево. Обстановка здесь была несколько старомодной. Круглый обеденный стол стоял посередине.
Я вложил пистолет в кобуру: за столом сидел беззаботный Карличек в домашней куртке, без сомнения с чужого плеча, потому что на нем она казалась халатом. Рукава он подвернул сантиметров на десять, чтоб не мешали. Карличек завтракал. Перед ним стоял поднос с чайником и сахарницей. В левой руке он держал кусок ватрушки, в правой — чашку. На хрустальном блюде оставалась уже только половина большой круглой ватрушки — правда, «Майеру», возможно, помогал и профессор, хотя второй чашки я не увидел.
Невероятная беззаботность Карличека безошибочно указывала мне на положение дел. Волноваться нечего, все идет хорошо.
— Вам привет от Габриеля, — произнес профессор.
— Mein Gott[9]! — вскричал Карличек, быстро отодвинув чашку и отложив остаток ватрушки. — А вы сказали, это газеты принесли…
— Газеты будут позже, — сдержанно ответил хозяин дома.
Карличек встал, протянул мне руку. Я притворился, что не заметил, и только оглядел его свысока. В куртке профессора оп выглядел шутом гороховым.
— А мы вас сегодня уж и не ждали, — непринужденно затараторил он. — Как доехали? Отвратительная погода, правда? То-то у вас такой видик… И какая-то сыпь на лице… Вот это зря. Himmelherrgott[10]! Это как отличительная примета…
Видимо, привычка всуе поминать имя божье казалась Карличеку неотъемлемой чертой образа Майера.
Я не ответил. Угрюмо хмурясь, подошел к креслу возле окна и сел без приглашения. Портфель поставил на пол у ноги.
— Покажите документы, — буркнул я.
— Только взаимно, — быстро ответил Карличек, вытаскивая из заднего кармана брюк поддельный паспорт. — Я ведь тоже не знаком с вами, mein Herr[11]!
Мы разыграли перед профессором этюд с паспортами, и Карличек, довольный, вернулся к недоеденной ватрушке.
— Не нравится мне ваша сыпь, — сказал он и снова прибавил свое присловье. Я злобно глянул на него.
— Хватит трепаться, — предостерегающим тоном выговорил я. — Со вчерашнего вечера мне пришлось прятаться у реки. Комары искусали.
— Is etwa andres[12], — отозвался Карличек. — Ну ничего, у профессора найдется какое-нибудь средство…
— Мазь, — деревянно выговорил Коларж и величественно выплыл из комнаты.
Едва он вышел, Карличек попытался было носом показать мне на ватрушку, да чихнул и вынул чистый носовой платок, на котором я, кажется, разобрал монограмму владельца виллы. Половинка ватрушки на блюде уже утратила первую свежесть, но запах ее показался мне еще восхитительнее, чем аромат булочек пани Ольсецкой.
— Ешьте, если голодны, — сказал Карличек. — Может, желаете яичницу с салом или ветчиной, только скажите. Профессор обязан вас ублажать. Платит за все резидент, с которым я, к сожалению, незнаком. Сам-то профессор не стал бы делать тайны из его имени, да резидент заставляет. Он не со всяким беседовать согласен.
— Плевал я на него, — заявил я.
Поднявшись с кресла, я подошел к столу, твердой рукой взял с блюда кусок ватрушки и разом откусил половину.
Вернулся профессор с желтым тюбиком в руках. Карличек взял тюбик, внимательно осмотрел, говоря при этом;
— Помнится, мои родственники в Берлине предпочитали черный кофе. Как вы насчет черного кофе, mein Herr?
Я упрямо молчал.
— Сейчас приготовлю, — машинально предложил профессор. — Жена еще спит…
И он снова удалился профессорской походкой.
— Also[13]! — вскричал Карличек. — Мужчины готовят кофе лучше, чем дамы. Дамы питают врожденную склонность к бурде с молоком и с пирожными. Позвольте-ка…
Он выдавил из тюбика коричневатую мазь и искусными движениями нанес мне на лицо множество коричневых точек. Покончив с этим, он выбежал из комнаты, а я снова принялся за ватрушку. Но Карличек тотчас вернулся, неся зеркало размером с газетную полосу. Оно, видно, висело в прихожей, заслоненное одеждой, и я его не заметил. Карличек поднес зеркало к моему лицу — оно было в крапинку, как косточки домино, и ко всему прочему вылезла щетина.