«Я не принадлежу к представителям человеческого стада. Жизнь, к счастью, уберегла меня от этого. И это ваша беда, а не моя…» Эти слова первой страницы письма, полученного капитаном Калашем — героем романа «Операция «C-L», — от человека, которого он безуспешно пытался обнаружить и которому с полным основанием приписывает страшные преступления, — «хвастливая, дышащая ненавистью и наглостью исповедь». Автор письма убежден в безнаказанности, он грозит и заносится, не понимая, что игра его проиграна уже в самом начале, даже не потому, что рано или поздно он будет разоблачен, а потому, что зло и безнравственность, оправдываемые любыми конкретными и «личными» соображениями, противоестественны и обречены. В этом смысле героям романов, ведущим борьбу со злом и безнравственностью в обличье хитрого и ловкого противника, обеспечены сочувствие и живой интерес читателя.
Ф. Светов
Анджей Пивоварчик
ОТКРЫТОЕ ОКНО
Перевод с польского Л. Васильева
ГЛАВА 1
Однажды — это было в мае 1959 года — меня вызвал к себе полковник. Он решил поручить мне, по его словам, необыкновенно интересное дело.
— С сегодняшнего дня, Глеб, ты будешь собирать… марки, — посасывая погасшую трубку, сказал полковник. — Будешь собирать старые почтовые марки, то есть объекты фи-ла-те-лии, — многозначительно подчеркнул он. — Это тебе вменяется в обязанность. Так вот, познакомься с филателией, а через час я объясню, в чем дело.
— Но, полковник, почему именно я должен возиться с марками? У нас в управлении столько настоящих филателистов. Поручик Емёла, например, или майор Ковальский, — пытался возразить я.
Полковник встал, выпрямился, насколько ему позволяла комплекция, и, выйдя из-за стола, подошел к креслу, в котором я сидел.
— У поручика Емёлы и майора Ковальского свои задания.
— Но ведь есть и другие, — прервал я его.
— Есть, — ответил полковник, — но… — заколебался он на миг. — Надо, чтобы делом, о котором я тебе скажу позже, занялся человек рассудительный, хладнокровный, способный увлечься, сохраняя при этом чувство меры и здравый ум. Говорят, филателия весьма сложный и опасный вид коллекционирования. Думаю, что отличным противоядием для всех филателистов была бы…
— Знаю, полковник, рыбная ловля, — подсказал я, вставая. — Разрешите идти?
— Да… Хотя… погоди. У тебя в кабинете я видел жестяную банку из-под кофе. Она тебе нужна?
— Нет… Кстати, завтра моя мама будет сажать в палисаднике петунию, и я могу вам преподнести желанную банку вместе с дождевыми червями.
— Вот это я понимаю! Ты самый смекалистый в нашем отделе! -обрадовался полковник. — Разумеется, банка нужна для наживки. Но о том, чтобы твоя мама… Попроси ее от моего имени и заранее поблагодари… Явишься ко мне с докладом, — он взглянул на свои старомодные часы, — через час. Я жду протоколы. А пока менее важные следственные дела передай в секретариат. Остальные отложи… Ну и, прошу тебя, не забудь о… банке, — добавил он на всякий случай.
«Эх, если бы все могли по таким пустякам радоваться, как наш полковник!» — подумал я, выходя из кабинета. Перед моими глазами стояла его приземистая тучная фигура с торчащим брюшком, маленькими, насквозь пронизывающими подчиненных глазками и пухлыми румяными щеками с ямочками, которые никак не вязались с его обликом громовержца.
«С сегодняшнего дня ты будешь собирать марки… Это тебе вменяется в обязанность…» Остановившись в коридоре массивного здания Главного управления милиции, я задумался. С чего же начать?…
А впрочем… как говорится, не боги горшки обжигают. Да и кто в юные годы не был филателистом? Я предался воспоминаниям. Началось все с того, что я наклеивал в тетрадь марки со старых конвертов из домашнего архива с портретами Марии Терезии, Франца Иосифа, бородатых Романовых. Затем пошли разноцветные марки с размазанными почтовыми штемпелями: американские — с портретами президента Вашингтона, китайские — с джонками, японские — с Фудзиямой, Среднего Конго — с леопардом и, что звучало в равной степени гордо и экзотично, «Колония Оранжевой реки». Ко всеобщей зависти моих товарищей…
«Ну что ж, придется вспомнить школьные годы!» — твердо сказал я себе и направился к Яде, в главную канцелярию.
В комнате пухленькой Яди, как всегда, царило вавилонское столпотворение. Трезвонили телефоны. Тут сталкивались самые противоречивые указания всех больших и маленьких начальников. Сослуживцы-«просители» старались перекричать друг друга. А Ядя, подобно олимпийской чемпионке на длинные дистанции, уверенно плыла в потоке служебных дел. Я с трудом протиснулся к ее столу — у всех были только сверхсрочные вопросы — и, склонившись, шепнул ей на ухо, которое случайно оказалось свободным:
— Ядя, дай немного марок со старых конвертов.
Ядя на минуту потеряла дар речи.
— И… ты тоже?… Глеб, побойся бога! Ты здоров? Слушай, поставь-ка лучше градусник или… прими аспирин…
— Это… Понимаешь, служебное дело. Приказ полковника, — объяснил я.
— Ну уж! Знаем мы… Приказ полковника!… У всех у вас только служебные дела. Здоровые жеребцы, а возитесь с марками, как дети… — Ядя схватила телефонную трубку и, не обращая внимания на чей-то раздраженный голос, продолжала: — С утра сюда заглядывал Емёла и забрал все, что пришло сегодня. А завтра очередь майора Ковальского. Послезавтра берет свою долю уборщица, у нее сын собирает марки. Запишись на очередь и, возможно, на будущей неделе получишь. Или иди к Емёле, может быть, он поделится с тобой… Алло!… Главная канцелярия слушает!…
Да, положение было не из блестящих. Тем не менее я внес свою фамилию в список охотников за марками и решил зайти к Емёле. Ждать целую неделю я не мог, ведь полковник дал всего час на ознакомление с предметом!
Я поднялся на второй этаж.
Поручик Емёла только что закончил допрос толстого валютчика и, выслушав мою просьбу, поморщился. Постучав карандашом по столу и проведя рукой по лысине, он заговорил:
— Все слетаются на мои марки, как мухи на мед. Что я вам, простите, Филателистическое агентство, что ли? Нет у меня марок! Никаких марок ты от меня не получишь! Они мне самому нужны! К тому же… дочка начала собирать. — Он выдвинул один из ящиков письменного стола и с головой ушел в изучение бумаг. — Знаешь что, зайди к Ковальскому. Это все, что я могу тебе, как своему старому другу, посоветовать. Можешь ему передать, что я согласен, чтобы он дал тебе марок на семь с половиной франков по каталогу Цумштейна. Он когда-то взял у меня чистую серию бельгийской «Зимней помощи» со святым Мартином. Два года не отдает.
Не солоно хлебавши я вышел. Все же познания мои расширились. Из разговора я понял, что существует Филателистическое агентство, что есть какие-то бельгийские марки с изображением святого Мартина, цена которых определяется по каталогу Цумштейна в швейцарских франках.
— Похоже, дело пахнет валютой! — пробормотал я себе под нос, направляясь к майору Ковальскому.
— Меня прислал к тебе Емёла по поводу семи с половиной франков, которые ты ему должен за «Святого Мартина»… — начал я заранее подготовленную фразу, чтобы не попасть впросак.
Голубоглазый Ковальский расплылся в приветливой улыбке:
— И что? Емёла передал тебе права на мой долг? Прекрасно! — Он рассмеялся, будто услышал редкую остроту. — Твой Емёла уже четыре года пристает со своим «Святым Мартином». — Тут Ковальский посерьезнел. — Ты, мой дорогой, пятый или шестой, кто приходит ко мне по этому поводу. А дело обстоит так: на марке высшего номинала, то есть на десятой в этой серии, за пять плюс пять, «Святой Мартин» на коне, штемпель был вытравлен. И этого не мог не заметить Емёла. Он ведь не первоклассник. Ответственный сотрудник управления, филателист обязан знать: таких марок сотни, да что там говорить — тысячи. И они оцениваются в лучшем случае… в тридцать процентов стоимости, указанной в каталоге. Он же получил от меня бельгийский «противотуберкулезный» блок 1942 года и «Парусник» голландской олимпиады. Ты думаешь, этот голубой «Парусник» легко достать? Конечно, можно достать, но только в целой серии. А с тех пор цены на олимпийские марки во всем мире возросли втрое или вчетверо! Ведь это были марки с двойной тематикой: «Парусник» является дополнением коллекции марок о флоте, а также дополнением к маркам о спорте, в связи с олимпиадой. В сущности, Емёла сам должен мне от двух до трех франков! Вот как обстоит дело в действительности… Ну а ты что собираешь, Глеб?