Но даже тем, кто готов «приспособиться», получить работу становится все труднее и труднее. Капиталистическое общество не в силах разрешить проблему обеспечения работой всех трудоспособных. И потому, хотя молодежная революция и пошла во второй половине 70-х годов на спад, недовольство среди молодежи вовсе не улеглось, оно просто ушло вглубь и в любой момент может выплеснуться наружу в самых резких и антиобщественных формах.
К. Арне Блом повествует о судьбах нескольких молодых людей с университетским образованием, и каждая история исполнена подлинного драматизма.
Вот монолог Эрика Сёдерстрёма, окончившего университет по специальности «Общественные науки»: «В нашей стране нет ни малейших шансов доказать, что ты чего-то стоишь… по крайней мере мне так кажется. Учеба — лишняя обуза. Диплом — ерунда, ничего не значащая. Ерунда, сплошная ерунда. Можно, конечно, зарегистрироваться на бирже труда и уповать на хоть какую-нибудь хреновую работенку. Но пособия по безработице тебе не видать как своих ушей—ты же нигде не работал и не был уволен. Ты вроде и не безработный, если тебя не уволили. Раз ты никогда не работал, ты не безработный… бред какой-то…»
Еще страшнее судьба его бывшей невесты, обладательницы восьми аттестатов, два из которых отличные. Она работала судомойкой, уборщицей, разносила газеты. А теперь пришлось идти в порноклуб.
Эрик — человек мирный и не претендует на многое, но именно он точно формулирует то, что волнует тысячи его сверстников: «Я не требую, чтобы мне преподнесли работу на блюдечке, но неужели нельзя по справедливости?»
Конечно, в Швеции сегодня вряд ли кто-то в буквальном смысле умирает с голоду — в конце концов есть благотворительность. Однако может ли смириться с подобным унижением молодой, полный сил человек, жаждущий с пользой применить полученные знания? Ведь даже инвалид Эрик не хочет идти на пенсию, не начав работать.
Получивший специальность экономиста Роланд Эрн вынужден работать почтальоном и запускать руку в кошелек к более состоятельному товарищу. Он — сын полицейского и плоть от плоти общества, в котором ему не слишком сладко живется. Он, правда, не ропщет, когда коллги отца, заподозрив его в покушении на жизнь комиссара Турена, немного намяли ему бока.
В общем-то, и Эрик, и Роланд при всем их недовольстве — парни миролюбивые. А вот наблюдая еще одного безработного, Бенгта Свенссона, Хольмберг вдруг почувствовал «страх — словно прямо перед ним была бомба, которая в любой момент может взорваться и ранить его». Свенссон уже дошел до такого состояния, что готов буквально на все, лишь бы получить работу. Он способен и на убийство. Многозначительная деталь — в его комнате полицейские находят гитлеровскую «Майн кампф» и зачитанный детектив известного поставщика самого низкопробного чтива Микки Спиллейна под названием «Мстить — мой черед». Свенссон уже созрел для любой правой, фашистского толка организации…
Конечно, К. Арне Блом не одобряет тактику индивидуального террора, понимая ее бесперспективность. Однако он объективно показывает, как люди с различными натурами и темпераментами реагируют на постоянное унижение. На то, что общество, их вскормившее и выучившее, лишило их одного из самых неотъемлемых прав человека — права на труд…
Третий роман, вошедший в предлагаемый читателю том современного шведского детектива, принадлежит перу Марии Ланг, которая за сорок лет работы в литературе написала более пятидесяти книг и является одним из самых читаемых и почитаемых мастеров детективного жанра в Швеции. Ее даже называют шведской Агатой Кристи.
Роман «Наследники Альберты» — одно из последних произведений писательницы. Он выдержан в сугубо традиционном ключе. Вполне в духе канона избрана сюжетная коллизия: умирает при странных обстоятельствах богатая старая дама. Поскольку все наследники—люди, нуждающиеся в деньгах, естественно предположить, что она умерла насильственной смертью. В книге четко ограниченный круг персонажей, столь же четко среди них выделяются те, кто оказывается под подозрением (родственники покойной), — все это обязательные атрибуты традиционного детектива. Положение осложняется неожиданным появлением еще одного, и притом, быть может, самого законного наследника. Одним словом, напряженная интрига выдержана в самых лучших традициях.
Но, читая «Наследников Альберты», нельзя упустить моральный аспект книги. Ее пафос в суровом осуждении алчности и корыстолюбия, извечных черт буржуа. Быть может, не каждый из родных Альберты Фабиан способен ради изрядного куша пойти на убийство, но все равно эти люди, вырывающие друг у друга вещи покойной, отвратительны. И в этой страсти к вещам едины и жена провинциального пастора, и издательница модного дамского журнала.
Мария Ланг создает живые характеры — запоминается мягкосердечный пастор Люнден, давно попавший под каблук своей энергичной супруги, добрый и неопытный адвокат Сванте Странд. Не без иронии описывает автор нравы шведской провинции — какие там возникают нелепые слухи и сплетни и как быстро они распространяются.
Однако более подробный разговор о любом традиционном детективе чреват тем, что саму книгу будет неинтересно читать…
В советской критике до самого недавнего времени можно было встретить суждение о детективе как о жанре заведомо второстепенном, находящемся где-то на самой периферии литературы. Но в современной битве идей детектив находится, безусловно, на передовой. Нельзя забывать о том, что детектив, особенно детектив политический, — это наиболее читаемый вид литературы на Западе: он во многом формирует мнение достаточно широких слоев населения развитых капиталистических стран.
Думается, что не правы и те, кто считает, будто, только перерастая рамки жанра, разрушая канон, детектив способен стать настоящей литературой.
Три детективных романа талантливых шведских писателей, на мой взгляд, убедительно опровергают эту точку зрения. Они, без сомнения, стали фактом серьезной литературы.
Г. Анджапаридзе
Пер Валё, Май Шёвалль
Запертая комната
Перевод Л. Жданова
I
Церковные часы пробили два, когда она вышла из метро на Вольмар Икскюлльсгатан. Она остановилась, закурила сигарету и быстро зашагала дальше, к Мариинской площади.
Дрожащий колокольный звон напомнил ей о безрадостных воскресных днях детства. Она родилась и выросла всего в нескольких кварталах от Мариинской церкви, где ее крестили и почти двенадцать лет назад конфирмовали. От всей процедуры перед конфирмацией ей запомнилось только одно: как она спросила священника, что подразумевал Стриндберг, говоря о «тоскующем дисканте» колоколов на Мариинской башне. Память не сохранила ответа.
Солнце пекло ей спину, и, миновав Санкт-Паульсгатан, она сбавила шаг, чтобы не вспотеть. Почувствовала вдруг, как расшалились нервы, и пожалела, что перед выходом из дома не приняла успокоительное.
Подойдя к фонтану посредине площади, она смочила в холодной воде носовой платок и села на скамейку в тени деревьев. Сняла очки, быстро вытерла лицо мокрым платком, потом протерла уголком голубой рубашки очки и снова надела их. Большие зеркальные стекла закрывали верхнюю часть лица. Сняв синюю широкополую шляпу из джинсовой ткани, она подняла длинные, до плеч, светлые волосы и вытерла шею. Снова надела шляпу, надвинула ее на лоб и замерла, сжимая платок руками.
Немного погодя она расстелила платок рядом с собой на скамейке и вытерла ладони о джинсы. Посмотрела на свои часы — двенадцать минут третьего — и дала себе еще три минуты на то, чтобы успокоиться.
Когда куранты пробили четверть, она открыла темнозеленую брезентовую сумку с кожаным ремнем, которая лежала у нее на коленях, взяла со скамейки высохший платок и сунула комком в сумку. Встала, повесила ее на правое плечо и зашагала к Хурнсгатан. Понемногу ей удалось справиться с нервами, и она сказала себе, что все должно получиться, как задумано.