Когда Хелла сказала ему, что придется отправиться на ту сторону, он даже не поморщился, как делали все их друзья при мысли о Восточном береге.
— Это там, в пригородах, — сказала Хелла.
Арвин ничего не ответил; она поняла, что в голове у него зреет какой-то план. План нужен всегда. Полиция на Восточном берегу набиралась из местных по контракту, но это было еще полбеды. Многие пригороды были объявлены закрытой зоной, словно гетто, и могли представлять опасность для нормальных людей. По нынешним временам денежную ценность сохраняли только люди: одни ценились дорого, другие не очень, но за ребенка можно было отдать все, что угодно.
Перспектива обзавестись ребенком придала Ратам мужества. За ребенка можно было рискнуть перебраться через мост. Они сознавали всю незаконность того, что собирались сделать: то, что они планировали, было, по сути, похищением. Но ребенок был для них всем, и дело не только в стерильности: ребенок означал будущее.
Они никому не сказали о торговце. О Восточном береге и без того знали все. Друзья были в курсе: предыдущие восемь неудачных попыток были дежурным объектом соболезнований и темой для разговоров на вечеринках. Даже постоянные «Вы знаете, нам привезли одного из Польши», «А Голдсоны достали такого в Мексике» — уже не выводили их из себя. Можно подумать, что разговор шел о щенках. Ратов, у которых их перебывал не один десяток, уже тошнило от домашних животных, и вечно визжащая свора давно перестала их радовать.
Их не обескураживали даже многочисленные проблемы с приемышами — у Бенсов румынская девочка через год оказалась переносчиком инфекции, и ее пришлось уничтожить; у Фериксов мальчик Игорь из России застрелился в мотеле прямо в свой двенадцатый день рождения; все эти истории о детях, сбежавших на Восточный берег и превратившихся там в бродяг, которые называли себя Скелетами, или сквоттеров,[20] известных как Тролли.
— Я могу провести тест на эпилепсию, определить вирусы, отследить наследственные заболевания, диагностировать депрессию и потенциальные дисфункции, сделать сканирование мозга, выделить переносчика инфекции, — сказал Арвин. — Ты же знаешь, от меня ничего не скроется.
Он действительно верил в свои тесты. Оставалось лишь найти ребенка, который соответствовал бы всем требованиям. Все эти приборы и инструменты всегда означали только одно: разочарование. Пять раз он тщательно проверял детей в конторах торговцев и всякий раз обнаруживал дисфункции или органические нарушения. А у тех двоих просто не оказалось документов.
Арвин был инженером по светооборудованию, Хелла — архитектором. Их квартира, занимавшая целый этаж шикарной высотки Кингсбери, была красива и просторна, но ей недоставало топота детских ножек. У них обоих нашли вирус, но это еще ничего не значило — он не был смертельным. Половина всех, кого они знали, тоже были заражены. Конечно, это причиняло определенные неудобства: стерильность, потеря зубов… зато новые протезы не доставляли никаких хлопот.
— Что это? — вдруг воскликнул Арвин, поспешно натягивая халат, — инстинктивная реакция голого человека на резкий звук.
Кто-то звонил, пронзительный пип-пип скальпелем распорол тишину.
— Это мой телефон, — ответила Хелла, протягивая руку и нажимая кнопку ответа. — Да?
— Мне нужны Раты, — сказал голос в трубке. — Это Док.
— Торговец, — прошептала Хелла Арвину одними губами, потом увеличила громкость динамика и спросила: — Все еще в силе?
— Даже быстрее, чем я думал. Можете приехать завтра. Скажем, в шесть?
Это было как гром среди ясного неба, весь мир словно окунулся в безмолвие. Лицо Арвина застыло бледной маской сомнения.
— Почему так быстро? — спросила Хелла в ответ на подозрительный взгляд Арвина.
— Мост будет свободен, и вам будет проще найти нас.
— Мы не станем искать вас, — внезапно заявил Арвин, обращаясь к маленькой бесстрастной трубке телефона. — Вы сами найдете нас — в Элмо. На автостоянке возле вокзала. Мы будем на красном пикапе.
В трубке воцарилось молчание, потом озадаченный голос спросил:
— На каком еще пикапе?
— В нем мои приборы. Я хочу сделать несколько тестов.
— Может, вы все-таки выйдете на поверхность?
— В Элмо, — отрезал Арвин.
Последовало не столько даже молчание, сколько густая, пропитанная почти слышимым испугом пауза. Казалось, на том конце провода кто-то очень тихо совещается не то сам с собой, не то с кем-то еще, — долгая шепчущая тишина.
— О’кей, — сказали наконец в трубке.
— Откуда ты знаешь Элмо? — уже потом поинтересовалась Хелла.
— Я бывал там лет двадцать назад. Наша уборщица жила в Элмо. Тогда это были трущобы. Думаю, там все не так уж изменилось.
С моста Восточный берег показался им более зеленым, плотно застроенным и безлюдным, чем двадцать лет назад. Их снова переполняла надежда. Впереди над горизонтом вставало солнце — все тот же пыльный бриллиант, который они созерцали вчера вечером с балкона, только перевернутый, огромная лепешка сияющей пыли медленно возносилась в окружении облаков, казавшихся утомленными и несвежими. Но там были деревья, и высокая трава, и дома в старом стиле, и заборы были низкими и не щерились, как оскаленные пасти; а еще были пустые улицы — и, вопреки ожиданиям, никаких дикарей и Скелетов.
— Прямо как дома, — пошутил Арвин.
Хеллу всегда нервировали его шутки: это означало, что он не смотрит на дорогу.
Тем временем они доехали до конца эстакады; шум мотора, отражавшийся от росших на обочине деревьев, внезапно прекратил барабанить по стенкам пикапа, и появилось новое приглушенное эхо — от необитаемых, лишенных окон домов, выглядевших как глухие крепостные стены. Там, где они меньше всего ожидали его увидеть, возле парапета набережной и знака, указывавшего дорогу на Элмо, обнаружился пропускной пункт с полицейским в придачу. Арвин сбросил скорость и почти подполз к шлагбауму.
— Привет! — Офицер оказался довольно дружелюбным, но даже не попытался поднять защитный стальной сетчатый барьер. В свое время такими останавливали танки, бронетранспортеры и уличных торговцев.
Полицейский улыбнулся и сделал шаг назад, чтобы разглядеть номера. На жетоне было выгравировано его имя: Силли. В контрактной полиции он явно оказался по случаю. Ботинки у него были грязные, а жетон слегка погнут. Эти новички всегда работали сверхурочно: платили им гораздо хуже, чем государственным служащим.
Однако Арвина присутствие полицейского успокоило, особенно когда он вышел из пикапа и увидел ребенка.
Он сидел в будке КПП на низенькой табуретке, но даже так его ножки не доставали до земли. С какой-то маниакальной жизнерадостностью он колотил пятками по дереву, выколупывая на стене надпись: ЧОРТОВЫ ПСЫ.
— Куда направляетесь?
Арвину не хотелось разговаривать. Он помедлил с ответом, глядя на ребенка и чему-то улыбаясь.
— Я вас спрашиваю ради вашего же блага, — произнес полицейский.
— В Элмо. А что, здесь есть ограничения на передвижение?
— Сегодня нет. Но будьте осторожны. — Дулом автомата он указал на заднюю часть пикапа. — Груз есть?
— Нет, я пустой, — ответил Арвин. — Я смотрю, у вас появился маленький помощник.
При этих словах лицо ребенка неожиданно потемнело, а пухлые губы раздвинулись, обнажая выступающие зубы. Это были совсем новые зубы, едва выросшие; они теснились во рту и казались слишком большими и чужими.
— Ну да, — сказал полицейский и взмахом руки отпустил их.
Выехав на поверхность, они увидели местных — это были дети, скорее всего, отпрыски Скелетов и Троллей. И в мусоре они не копались, как почему-то принято было считать внизу. Они выглядели как нормальные дети с той стороны реки, просто вышедшие поиграть на улицу, хотя, пожалуй, были гораздо младше. Хелла слышала жуткие истории о торговцах, которые хватали их прямо на улице под лозунгом: «Мы не похищаем, а спасаем». И тогда бесплодные семьи получали склонных к насилию, больных и не поддающихся контролю приемышей, которых потом все равно отбирали и уничтожали.
20
Сквоттеры — люди, самовольно захватившие жилые или пустующие помещения без законных на то оснований.