Василий в этот день остался работать дома. У него кругом шла голова из-за сумасшедшей карусели событий, из-за вышедших из-под контроля близких людей, из-за собственных мыслей, которые тоже как будто уже не зависели от него: ни от его воли, ни от желаний… Марию всегда пропускали к нему без предупреждения. Он не удивился, увидев ее на пороге своего кабинета. Он даже по привычке обрадовался, но… на ее лице была написана какая-то страшная весть. Он отдал бы оставшуюся жизнь за то, чтобы ее не слышать.
– Они расстреляли мою дочь и ее мужа в Швейцарии, псы твоего ублюдка! Будь ты проклят! Будь проклято твое семя! Проклята я, допустившая убийцу к своим детям! Я знаю, тебе смерть чужих детей нипочем. Ты не боишься сгореть в аду. Так бойся встретиться там со мной! Бойся смерти!
Она выбежала, а он остался в полном оцепенении. Он чувствовал такой холод в жилах, как будто вся его кровь заледенела от ее слов. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем смог двигаться. Дошел до двери и запер ее на замок. Затем отключил все телефоны. Подошел к столу, где в серебряных рамках стояли фотографии. Взял фото Марии, Ульяны, Вадима. Перенес их на письменный стол, поставил перед собой, сел. Включил диктофон.
– Мария, – сказал он, – я никогда не мог с тобой нормально поговорить. Причина не в том, что ты слишком хороша для меня. И даже не в том, что я знал, что Петров убьет твоего мужа, и не захотел ему помешать. Это было в интересах дела. И в моих интересах, потому что я хотел тебя с той минуты, как увидел. Потом понял, что полюбил… А говорить не мог с тобой, потому что после короткого блаженства твоя неприязнь опускалась на меня, как могильная плита. Так получилось: я не знал любви до тебя, я не знал беды до тебя… Ты пообещала навестить меня в аду – это моя единственная надежда теперь. Теперь, когда произошло то, что поправить нельзя… Ульяна, девочка, я любил тебя как отец. Больше, чем отец. Как дочку и мечту. Я хотел все сделать для твоего счастья. А родил твоего убийцу… Прощай и ты, сынок. Я тебе точно уже ни в чем не помощник. Прости.
Выстрела никто не услышал. У Василия Осоцкого была твердая рука. Он попал себе точно в сердце.
Мария вышла за ограду, побрела в сторону проезжей части. Она почти ничего не видела и долго не могла понять, что за звук преследует ее. Потом остановилась, достала телефон
– Мария! – прокричал Слава Земцов. – Ну, наконец-то. Я уже испугался. Все в порядке. То есть не совсем… Но Ульяна жива, Костаки ранен. Их действительно обстреляли на пляже, он накрыл ее своим телом, наши люди схватили стрелков. У Костаки ранения поверхностные… Стрелков взяли, за Вадимом Осоцким поехали… Вы меня слышите?
– Да. Я просто плачу. Позвоните, пожалуйста, Василию. Я что-то не то ему сказала. А мне нужно домой: вдруг Ульяна позвонит… или приедет. Я ничего не соображаю.
Глава 25
Земцов и Масленников сидели и ждали Сергея, который позвонил обоим, попросил собраться: у него, мол, как всегда, сюрприз.
– Вы знаете, Александр Васильевич, – наконец произнес Слава, – когда Кольцов обещает сюрприз, я мечтаю стать невидимкой.
– А я надеюсь, – серьезно сказал Масленников. – Слишком затянулось затишье… События должны посыпаться как горный обвал.
– Чего-чего затянулось, я не понял? Что вы считаете затишьем? Или я от этого затишья уже оглох маленько?
– Ты просто издергался из-за последней драмы. Я и сам потрясен. Осоцкий… Его посмертное обращение… Любовь, оказывается, может свалить даже такую «теневую» фигуру, до которой нам бы никогда не добраться. А затишья в этом бурном деле в буквальном смысле, разумеется, не было. Я имею в виду тот неизбежный тупиковый период следствия, когда путей вроде много, но все ведут не туда…
– То есть вы не уверены, что Вадим Осоцкий убил Князеву?
– Да он все мог. Человек совершенно безумный. Мне непонятно, как без его ведома документы Князевой могли оказаться у Леонтьевой. Хотя я и тут допускаю некую вероятность. Кто-то мог просто за ним проследить, забрать документы с трупа и продать Сидорову. Полагаю, Сережа нашел этого Ивана Ступника. А вот и он. Мы тебя заждались. Подсели на твои сюрпризы. Что скажешь?
– Да все и скажу. С повинной явился, Слава. Пиши протокол. Я кражу совершил. Час пятнадцать минут назад в офисе Григория Сидорова.
– Ну, что я говорил, – вздохнул Слава. – Мы тут сидим, мучаемся, а он пришел остроумие свое демонстрировать. Все остальное ему по фигу.
– Сережа, ты что-то хорошее спер? – улыбнулся Масленников.
– Ну, как обычно. Как налетчики у Сидорова. Мобильник его охранника Ивана Ступника.
– Айфон пять? – уточнил Масленников.
– Да нет, это вообще отстой, мало ему, что ли, платит Сидоров. Тут в чем разница…