Паркуюсь за станцией и обхожу вперёд, не совсем понимая, где моё место.
— Смотрите, кто к нам, — встречает меня Калеб у входа.
— Привет. — Улыбаюсь в ответ. — Не подскажешь, что мне делать?
— Шеф оставил для тебя список. Поручил мне показать тебе всё, но не подпускать к нашему громиле. — Поднимает брови. — Что бы это ни значило.
Я сдерживаю улыбку.
— Думаю, он про Уорда.
Калеб кривится.
— А, ну тогда всё сходится. Он сегодня особенно не в духе, так что держись рядом со мной.
Он проводит меня по станции, показывает комнату отдыха, где нужно сменить постель, раздевалки, которые требуют капитальной чистки, и кладовку с инвентарём для уборки, которая теперь моя новая лучшая подруга.
Завершаем экскурсию у главного входа, рядом с коллажем фотографий на стене. Дети на пожарных машинах, огнеборцы на общественных мероприятиях, пожарные, триумфально выходящие из пылающих зданий. Я приглядываюсь и замечаю снимок, где Уорд выносит пожилого мужчину. Взгляд у него такой... решительный. Будто он не остановится, пока все не будут в безопасности.
— А что у него за история? — спрашиваю Калеба, кивая на фото. Я уже видела две его стороны, и они будто из разных людей.
— О, снаружи он жёсткий, но парень он хороший. Даже лучший. До абсурда преданный и честный, — Калеб потирает плечо. — Но армия меняет людей. Я боюсь, она у него сердце убила.
Пульс сбивается. Армия. Татуировки. Что-то ведь там случилось. Я не могу судить его за то, чего не знаю. Господи, да я сама не хочу, чтобы кто-то судил меня по прошлому.
Калеб оставляет меня работать, а я ещё раз бросаю взгляд на стену — вдруг, ну вдруг мистер Октябрь там затесался.
Извини, Мэдс. Я старалась.
Пока драю туалеты, всё думаю о человеке, который прошёл через войну — в прямом смысле — и что могло сломать его. Мозг рисует одно мрачнее другого. Интересно, каким он был до этого? Весёлым, открытым, лёгким? Что-то подсказывает, что нет — уж слишком у него привычка стискивать челюсть. Война взяла и этот острый край, и превратила его в титан.
Таймер на телефоне пиликает, напоминая, что через пять минут мне пора на стрижку.
Я запихиваю ведро с тряпками в кладовку и выхожу тем же путём, что пришла. Уже почти дошла до двери, когда слышу свист.
Я не оборачиваюсь. С чего бы? Меня уже сто лет никто не освистывал. Я стала невидимой для мужского взгляда с того момента, как узнала о беременности.
Свист повторяется, и на этот раз я замираю, медленно разворачиваясь.
Двое молодых парней, с которыми меня ещё не успели познакомить, машут мне рукой.
И что теперь делать? Улыбнуться и помахать в стиле «Мисс Конгениальность» или просто отвернуться? Я даже не знаю, чего больше хочется. С одной стороны, приятно, что моя мамская фигура всё ещё заслуживает свиста. С другой — в последний раз, когда кто-то позволял себе что-то подобное, я встретила своего никудышного бывшего и его таких же мерзких дружков.
— Прекратить! — гремит голос, отражаясь эхом от бетонных стен гаража.
Парни буквально ныряют внутрь пожарной машины, но это не останавливает приближающегося Уорда.
— Вы мужчины или мальчишки?
— Мужчины, сэр, — отзываются оба в унисон.
— Так ведите себя соответственно.
Уорд идёт прямо на меня, в глазах столько жара, что, кажется, он может испепелить всё на своём пути. Я боюсь пошевелиться, уверенная, что следующая взбучка достанется мне.
— Пошли, — бросает он, не замедляя шаг, как будто само собой разумеется, что я пойду следом.
Как будто я вообще привыкла бегать за симпатичными мужчинами. Он, между прочим, не настолько и хорош собой. Мой взгляд упрямо опускается на его спину. Чисто из принципа. Вполне… ничего. Он снова заговорил только тогда, когда мы оказались снаружи:
— Прости.
— Я тоже, — бормочу я, почти бегом нагоняя его и его ненормально длинные ноги.
Он бросает на меня хмурый взгляд.
— За что?
Я дёргаю выбившуюся из косы прядь.
— Эм… ты первый.
Он выпрямляется ещё сильнее, руки за спиной, словно солдат на посту.
— Прости за них. Ни один мужчина не должен так обращаться с женщиной. Они новички. Научатся.
По шее ползёт тепло. Он такой… порядочный. И, чёрт возьми, это чертовски привлекательно.
Я прикусываю губу.
— Если честно… это даже было слегка лестно.
Его глаза сужаются:
— В каком смысле?
Я изучаю трещины на тротуаре, проходящие под ногами.
— Приятно знать, что кто-то всё ещё может найти меня привлекательной.
Он спотыкается, но быстро приходит в себя и откашливается.