Смущение обжигает меня с головы до пят. Может, мне и самой остаться в этом холодильнике. Навсегда. Крю был прав — в этом есть своя прелесть. Но посторонний, причём весьма сильный, только что спас моего ребёнка. Наверное, пора признать свои отвратительные материнские навыки.
— Думаю, это ваше, — говорит мужчина, и его глубокий голос заставляет меня поднять глаза... и поднять ещё выше.
Его лицо слишком красивое, чтобы смотреть на него без специальных защитных очков. Идеально загорелая кожа, такая чёткая линия подбородка, что ей можно стекло резать. Глаза тёмные, манящие, и мне вдруг становится интересно, какие тайны в них спрятаны. Хотя, может, проще сразу свернуться клубочком в его сильных руках. Они точно способны выдержать многое.
Соберись, Линди. Ты, может, и голодна, но это не мясной отдел.
Я пытаюсь подавить нервный смешок, но выходит какой-то странный хрюк.
— По-моему, тут работает правило: кто нашёл, того и находка, — лепечу я, чувствуя, как взгляд сам собой скользит к его безымянному пальцу. Пусто. Впрочем, он может и меня «забрать» впридачу.
— Пусти меня! — Крю вырывается, тянет мужчину за ворот и случайно обнажает татуировку на его груди. — А что это? — спрашивает он, моментально забыв о сопротивлении. Он тянет сильнее, оголяя ряд цифр, уходящих куда-то вниз. Раньше я как-то не задумывалась о татуировках, но внезапно мне очень захотелось узнать, куда ведёт этот чёрный узор.
Мужчина неловко отстраняется, заставляя Крю отпустить футболку.
— Просто татуировка. Я её в армии сделал, — сжимает челюсти он.
— Круто. Я тоже хочу тату, — заявляет Крю.
— Нет, — одновременно отвечаем мы с незнакомцем. Он криво усмехается, а Крю дарит натянутую улыбку.
— Тебе такая точно не нужна, малец.
— Ну ладно, — пожимает плечами Крю. — Тогда можно мне мармеладок?
Пока что его требования легко удовлетворить.
— Не в этот раз, солнышко, — говорю я и тянусь к сыну. Мужчина передаёт мне его, и мои пальцы случайно скользят по его предплечью.
По рукам пробегает дрожь, веки сами собой опускаются.
— Но я хочу мармеладки! Ты обещала! — заливается Крю, явно не осознавая, что мои нервы уже висят на последнем волоске.
— Это было до того, как ты полез в холодильник, — спокойно отвечаю я. — Так нельзя себя вести.
Этот разговор в любом случае ни к чему хорошему не приведёт. Крю отвечает пронзительным криком, и я глубоко вдыхаю.
— Что мама сказала тебе перед тем, как мы зашли в магазин?
Он протирает заплаканные глаза.
— Вести себя хорошо.
— А как ты думаешь, полезть в холодильник — это хороший поступок?
Он мотает головой и тут же повисает на мне, всхлипывая. Ему нужен сон. И мне тоже. Я снова смотрю на мужчину. Он проводит рукой по почти чёрным волосам.
— Спасибо, что помогли его вытащить, — говорю я достаточно громко, чтобы перекричать рыдания сына.
— Пожалуйста, — кивает он, и уголок его губ едва заметно поднимается. По спине у меня скатывается капля пота.
Интересно, что ещё могут эти губы?
Он хмурится.
— Вы что-то сказали?
Я?
— Нет! — голос у меня получается каким-то визгливым и совершенно неубедительным.
— Ну, удачного вам дня, — говорит он, губы снова сжаты в прямую линию. Но от этого они не становятся менее притягательными.
— Вам тоже! — отвечаю я куда более бодро, чем того требует эта неловкая среда.
Я усаживаю Крю обратно в тележку, но он вопит, требуя, чтобы я снова взяла его на руки.
Я поворачиваю за угол седьмого ряда, клятвенно обещая себе никогда сюда больше не возвращаться, и направляюсь к кассе. Открывается новая линия, и я ускоряюсь. Не то чтобы это было соревнование, но если та дама с пятьюдесятью банками чили в тележке обгонит меня, весь магазин будет вынужден слушать истерику моего ребёнка ещё минут десять. Честно говоря, я совершаю акт доброты для мира и для этой дамы, в последний момент вклиниваясь перед ней.
— Простите, — говорю я, но в голове танцую победный танец прямо поверх пяти батончиков, которые случайно смахнула с полки тележкой.
Она что-то бурчит мне в спину, но я делаю вид, что не слышу. Извините, не расслышала — мой ребёнок орёт слишком громко.
Мне приходится собрать в кулак все силы, чтобы удержать всё ещё расстроенного Крю в тележке, пока я выкладываю продукты на ленту. Кассир запускает ленту и неторопливо начинает пробивать товары.
Одна пачка макарон с сыром.
— Ты ранила мои чувства! — рыдает Крю.
Полтора литра молока.
— Мне так грустно…
Одна коробка дешёвых хлопьев.
Я беру полный пакет с продуктами и поворачиваюсь к тележке, но случайно задеваю ручку животом. Скрещиваю ноги и хватаюсь за бок.