Дорога до родительского дома занимает двадцать восемь минут — ровно столько, сколько длится один из моих любимых подкастов об астрономии. К тому времени, как я въезжаю за ворота, чувствую себя чуть спокойнее. Что-то есть в осознании того, насколько ты ничтожен по сравнению со Вселенной. Словно снимает часть того постоянного груза с плеч.
Я стучу в дверь дома, где вырос, потому что, хоть я и гонял по этим кустам и играл на этом газоне, сам дом для меня холоден и неприветлив, как кирпичные стены, что его окружают.
Единственные моменты, когда здесь звучит смех и радость — это когда приезжают мои племянницы.
Трехметровая дверь открывается, и за ней стоит моя миниатюрная мать.
— Вот ты где. Я просила быть ровно в семь.
Я смотрю на телефон.
— Семь ноль две.
— И во что ты одет? Тебе совсем плевать на своё благополучие?
Она неодобрительно цокает, качая головой — очередное разочарование для неё.
Список того, что я сделал не так в жизни: пошёл в армию, не возглавил семейный бизнес и ношу спортивки.
— Ладно, заходи уже. Вид у тебя ужасный, но поздно что-то менять.
Она тут же разворачивается и уходит по дому. Я следую за ней, но мои ноги останавливаются там, где всегда — возле фотографии с моими армейскими днями. В этом углу больше нет ни одной семейной фотографии, только этот своеобразный алтарь моему прошлому.
Я никому там не послужил. Хотел бы, чтобы родители не выставляли это напоказ, будто это повод для гордости. Всё, что я вижу — лица тех, кого мы потеряли.
Солдат. Друзей.
Я качаю головой, прогоняя знакомую боль, которая всегда поджидает меня у этой стены. Шеф Барнс не прав насчёт страха. Он всегда со мной — потому что случилось там. В одно мгновение четыре человека потеряли жизни, и четыре семьи остались без близких.
В этом нет ничего хорошего.
Я поднимаю руку — то ли чтобы сорвать фото со стены, то ли чтобы повернуть время вспять, не знаю.
— Ты идёшь? — раздаётся голос мамы. Я опускаю руку. Она ждёт в конце коридора, прежде чем продолжить путь в одну из двух гостиных. В эту приводят особых гостей, а значит, речь идёт о женщине. Очередная попытка матери устроить мне свидание, не иначе.
— Уорд, ты помнишь Софи? Из школы? — мама поворачивается ко мне с улыбкой, как у Чеширского кота.
И прямо посреди комнаты, в розовом сарафане, стоит моя бывшая.
Похоже, мама наконец разгадала нашу с Калебом схему и пустила в ход тяжёлую артиллерию. В школе я не мог от неё избавиться, и, видимо, мама надеется на тот же эффект.
Все её кандидатки — женщины, которые будут эффектно смотреться рядом со мной на корпоративных приёмах. Идеальная жена для будущего главы семейного бизнеса, строителя и девелопера. Софи идеально вписывается в её картину: помешанная на внешности и готовая перешагнуть кого угодно ради идеала.
— Как я мог забыть, — говорю сжатым голосом, кивая.
— Вау, годы к тебе явно благосклонны, — мурлычет Софи, затем переводит взгляд на маму. — Правда ведь, Клэр?
Забавно, мама мне такого не сказала.
Софи облизывает губу, и я прекрасно понимаю, о чём она думает. Внешне вся такая правильная, леди с обложки, но как только мы оставались одни, она не теряла времени даром.
Мне не мешает женщина, которая берёт инициативу. Но я против, когда мне не дают дышать.
— Ты выглядишь… нормально, — говорю, почесывая грудь. Я бы уже ушёл.
— Уорд, пригласи её на террасу выпить чаю, — велит мама. Три слова, и я уже не вписываюсь в её грандиозный план. Нужно постараться испортить всё ещё больше.
— С удовольствием, — Софи хватает меня под руку и тащит к двери на задний двор.
Я лихорадочно перебираю в голове предлоги, как бы улизнуть. Но стоило нам оказаться за дверью, как она неожиданно хватает меня за зад.
— Ого! — я отшатываюсь, глаза расширяются. Видимо, сильно-то она не изменилась.
— Не будь таким застенчивым, Уорд, — делает шаг ближе. Я пячусь. — Я подумала, может, стоит продолжить с того места, где мы остановились.
Я помню, как с ней расстался. Но озорной огонёк в её глазах подсказывает, что в её памяти всё сложилось иначе.
— Я… не ищу сейчас отношений, — уворачиваюсь, стараясь держать между нами кофейный столик как барьер.
— Кто говорил про отношения? — она проводит языком по нижней губе и наконец прекращает погоню, садится на диван, снова превращаясь в пай-девочку аккурат за секунду до того, как мама выходит с чаем.
Чай мне не нужен, но я беру стакан и залпом выпиваю большую часть. Всё. Я уже достаточно тут посидел.
Я уже собираюсь попрощаться, как вдруг мама прочищает горло: