В свой, наверное, самый неловкий момент жизни я... смеюсь. Потом хрюкаю. Потом прикрываю рот от стыда. Мой палец прилипает к липкому пятну на щеке, глаза расширяются. Сироп.
Ну вот, в последний раз я готовила ребёнку завтрак.
Он подмигивает и разворачивается, уходя. Я снова глупо хихикаю.
Если открыть словарь на слове «жалкая», там будет моё фото — Линди Хилл с растрёпанным пучком, лицом в сиропе и такой идиотской улыбкой, что любой клоун покраснеет, влюблённая в мужчину, который на миллион километров вне её лиги.
Мне определённо надо чаще выходить из дома.
Глава 2
Уорд
Что я только что натворил? Я ведь уже несколько лет ни с кем не заигрывал, и вот на тебе — мало того, что флиртовать вздумал, так ещё и подмигнуть ей додумался. Подмигивания вообще хоть кто-то ещё практикует? Она, наверное, решила, что у меня что-то в глаз попало.
Я завожу грузовик. Нужно срочно убраться отсюда, пока я не наделал ещё какой-нибудь глупости.
Единственные незамужние дамы в моей жизни — это мои четырёхлетние племянницы, и, видимо, это сильно заметно. Хотел бы я вернуться назад, вручить ей ребёнка и смыться. Не покупать этому озорному, но симпатичному пацану его рыбок. Она ведь уже сказала ему «нет». Сестра терпеть не может, когда я подрываю её авторитет как родителя. То, что я сделал, было совершенно неуместно. Но что-то в её светло-голубых глазах — такая наивная беспомощность — подкосило меня сильнее, чем пуля в упор.
Я съезжаю с главной дороги и сбавляю скорость, подъезжая к своему дому.
У неё был ребёнок. Значит, она либо состоит, либо состояла в каких-то отношениях. Хотя кольца я у неё не заметил.
Да, я проверил.
Отгоняю эти дурацкие мысли и загоняю машину в гараж. Всё это не важно. Я больше её не увижу. И не хочу видеть.
Затаскиваю в дом все десять пакетов с продуктами разом. Но её улыбка… Чёрт возьми, она будто сняла с моей груди тяжесть, что давит уже шесть лет.
— Это мне показалось, или ты и правда улыбаешься?
Я вздрагиваю от голоса Калеба — не заметил, что он в кухне. Бросаю пакеты на столешницу и хмурюсь.
— Это что ещё такое? — спрашивает он, указывая на семь пакетов тертого сыра, который теперь больше напоминает творог. Продавец в магазине глазел на ту женщину, когда она уходила. Я не мог допустить, чтобы из-за её сына у неё возникли неприятности. Схватил все повреждённые упаковки сыра и двинул за ней.
Как какой-то преследователь. Кто вообще так делает?
Бросаю пакет с сыром на столешницу, вытаскиваю пару более полезных продуктов и аккуратно выкладываю их на мраморную поверхность.
— Сегодня спас одного пацана в холодильном отделе.
— У них там детей продают? В какой магазин ты, чёрт возьми, ходишь? — морщится он, уже запустив руку в первый пакет с сыром.
— В такой, где красивые мамы.
Слова слетают прежде, чем я успеваю их остановить. Как и в тот момент, когда одна такая красивая мама обронила: «Влюбился». Её смутило поведение сына, её смутило, что я пошёл за ней, но у меня есть ощущение, что она вообще часто говорит, не подумав. И это чертовски приятно.
Брови Калеба взлетают вверх.
— Их там в придачу к детям дают или по акции?
— А тебе бы хотелось знать.
Забираю те пакеты сыра, до которых он ещё не добрался, и аккуратно убираю в морозилку. Если Калеб — варвар, это не значит, что мне тоже жить как дикарю.
— Нет уж. С женщинами и так не разберёшься, а тут ещё ребёнок… Прям цирк на выезде, — говорит он с полным ртом сыра.
Фу.
Я убираю оставшиеся продукты, пока он не залез в них своими грязными руками.
Хотя он прав. Мои племяшки, Хэлли и Молли, одновременно очаровательные и устрашающие. На прошлой неделе они уронили мой телефон в унитаз, а когда тот не утонул, попытались протолкнуть его туда ботинком. Моим ботинком. В цирке и то безопаснее.
— Ты знаешь, что эта дрянь вредна для здоровья? — продолжает Калеб, не прекращая набивать рот сыром.
— Как и вдыхать дым. Но ведь продолжаем.
— Недолго осталось, брат. Я как раз подал заявление в ФБР.
У меня руки опускаются, а дверца холодильника медленно закрывается сама.
— Вот это да. — Я знал, что он подумывал об этом, но понятия не имел, что всё так серьёзно.
Это всегда было его целью. Он планировал податься сразу после армии, но вернулся в Аризону, чтобы ухаживать за мамой. Она умерла почти год назад, и Калебу пришлось тяжело.
Я рад, что он делает что-то для себя.
— Поздравляю, брат. Почему раньше не сказал?
Он отмахивается.
— Сам не знал, пока не понял.
Я приподнимаю бровь.