— Кто на этот раз? — Калеб открывает морозилку и достаёт ещё один пакет сыра.
Как он первый успел доесть?
— Марили Ливингстон? Я даже не помню, кто это. Если я на неё запал, это было ещё до старших классов.
Калеб бросает сыр обратно в морозилку.
— А. Плохо дело. Нет.
— Что?
— Кажется, у меня с ней кое-что было… когда-то давно. Кончилось не очень.
Ну вот и всё, пути к отступлению нет.
— Чего я удивляюсь?
Он вытаскивает из холодильника колу и открывает.
— Но на следующую встречу зови меня без вопросов.
— Больше встреч не будет.
— Да ладно, мужик. Я знаю Великую Клэр Престон. Ты ей не ровня.
Я фыркаю. Я могу постоять за себя перед матерью. Именно поэтому мы с Калебом в армию и пошли — смесь подросткового бунта и жажды контроля. Я сделал самый дерзкий шаг и вступил в самую контролируемую структуру в мире.
Вот только пользы от этого мало. Я вернулся ещё более разочарованным в мире и с такими грехами на плечах, что вижу их даже в собственной тени.
Наблюдать сегодня за той женщиной с её сыном — первый раз за долгие недели, когда мрак хоть немного отступил. Она могла бы накричать на ребёнка — никто бы и слова не сказал, — но вместо этого прижала его к себе и говорила с ним так, словно он её сокровище. Напомнила мне, что в мире всё ещё есть добро.
В отличие от толпы вокруг — глазели, осуждали, пока она старалась как могла. Там даже пара подростков стояла с телефонами наготове, снимали всё, наверное, надеясь пару лайков заработать. Но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь.
Все хотят, чтобы мир стал лучше, но никто не готов сам взять и сделать его лучше.
Я вижу это каждый день.
Зять называет меня пессимистом. Но я просто реалист. Я слишком много повидал в этом жестоком мире, чтобы думать иначе.
Может, я и правда пессимист. А это последнее, что нужно той красивой маме из супермаркета. Впрочем, как и любой другой женщине.
Глава 3
Линди
Я до сих пор думаю о том красивом незнакомце, хотя прошло уже два дня, когда рука нащупывает дно пакета с рыбками.
Чёрт. Крю расстроится, когда проснётся после дневного сна. А два из трёх фунтов этих шведских рыбок наверняка осядут у меня на бёдрах и будут там сидеть целый год.
Вообще, надо бы поблагодарить этого незнакомца. Он буквально прокормил нас с Крю почти сорок восемь часов.
Дал женщине рыбку — и всё такое.
Хотя, думаю, в Библии речь шла о настоящей рыбе, но мне, если честно, больше нравятся эти маленькие красные.
Впрочем, я успела подложить Крю парочку морковных палочек, пока он не смотрел, так что я ещё не худшая мать в мире. Почти.
Откидываюсь от ноутбука и потираю глаза. Сижу за работой так долго, что уже начинаю косить. Сегодня пять часов подряд перепечатывала телефонные разговоры для людей, которых никогда в жизни не увижу, параллельно развлекая Крю и пытаясь навести порядок в доме. Когда он, наконец, лёг спать, я принялась за заказы с Etsy, и вот уже два часа как колочу молотком по кулонам, выбивая крошечные буквы на этих лунных подвесках. Пустяковая работа, но я ей горжусь, даже если это и не дело всей моей жизни. Просто способ свести концы с концами. Когда заказов много, этого хватает, чтобы оплатить счета. В последнее время — едва ли.
На самом деле, мне нужна нормальная работа. Со стабильной зарплатой. И с соцпакетом. Но сама мысль о том, чтобы оставить Крю хотя бы на день, меня разрывает. Я обещала заботиться о нём, быть рядом и закрывать все его потребности, потому что у него всегда был только один родитель — я. Знаю, это глупо, но я даже не могу признаться себе, что нуждаюсь в помощи своей лучшей подруги Мэдди — сразу чувствую себя неудачницей.
Когда я узнала, что беременна, первой пошла к маме. Даже не знаю почему — раньше она ни разу не была на моей стороне. Всегда выбирала моего нарциссичного отчима и его такого же отвратительного сына. Но тогда я была в отчаянии. Она взглянула на меня, рассмеялась и вернулась к пирогу, который готовила для невестки моего сводного брата. А на следующий день позвонила, чтобы сообщить, что я больше не желанный человек в её жизни, что я всегда была разочарованием и это последняя капля.
Родни, мой бывший, тоже радости не испытал. Он отказался поверить, обвинил меня в измене, а потом, как водится, устроил истерику. Кричал, ломал вещи. Соседи вызвали полицию, и в ту ночь его забрали. Я ещё не успела решить, стоит ли его выручать, как его накрыли за хранение и продажу наркотиков несовершеннолетним. Я знала, что у него мутные дружки, но всё время старалась думать о нём лучше.