Пусть общество хоть сто раз советует мне сидеть в криокамере или есть собственную плаценту — от старения, которое приносит материнство, лекарства нет.
— Примерь эти, — раздаётся голос Мэдди, и через дверь влетает целая охапка новых лифчиков. Затем она включает Крю какой-то мультик про Человека-паука, чтобы он оставался на месте.
Тридцать минут спустя я, наконец, определяюсь с двумя более-менее приемлемыми бюстгальтерами, которые, скорее всего, и надеть-то будет некуда. Мэдди освобождает меня из примерочной и идёт платить за эти возмутительно дорогие покупки.
— Я хочу гамбукер! — заявляет Крю, и я улыбаюсь от его выговора. Его придуманные слова — самые милые, даже если кроме меня их никто не понимает. Лёд он называет «снежным камнем», паркинги — «пещерами для машин». А если я вдруг забуду срезать «ручки» — то есть корочки с бутерброда, — караул.
— Купим, когда закончим, — обещаю я, уводя его влево от магазина, подальше от еды. Но он упрямится, тянет меня назад, и я чуть не падаю.
Растёт не по дням. Скоро я его на руки не смогу взять.
— Нет! — он падает прямо посреди прохода, обмякнув. — Я хочу сейчас! Я голодный!
Несколько человек оборачиваются, и я съёживаюсь под их безмолвным осуждением.
— Если будешь хорошим, пока мы с Мэдди закончим, куплю тебе гамбургер, — говорю я.
— А ты себе купила! — Он пинает мой пакет.
— Это другое, малыш. Мне нужен был лифчик. — Хотя я бы сейчас сама не отказалась от гамбургера.
— Я тоже хочу лифчик!
Мэдди прыскает, а я бросаю на неё взгляд: «Ты мне не помогаешь».
— Если сейчас не послушаешься, не получишь ничего, — перехожу к угрозам, что составляет весь мой запас педагогических методов.
Он ревёт, а я выгляжу и чувствую себя ужасной матерью. Прекрасно.
Я поднимаю его, хоть он уже и половину моего роста, но это хоть как-то его успокаивает. Любую слезу, любую истерику я готова переживать снова и снова ради него. Он мой сын. Всегда будет моим.
Я глажу его по спине, он тихо бормочет какую-то песенку про черепашек. Наконец, мы снова идём вперёд, возвращаясь в поток людей, а не заставляя всех обходить нас стороной.
— Так вот, — Мэдди прочищает горло, — я знаю, ты не любишь свидания вслепую, но я...
— Нет, — резко обрываю её. — Даже не заканчивай.
Последнее её свидание мне хватило лет на десять вперёд. Хотя, признаюсь, он был симпатичный и успешный стоматолог, и первые тридцать минут я даже считала себя везунчицей. На этом его достоинства заканчивались. После ужина он заставил меня пользоваться зубной нитью. Прямо посреди Applebee’s (*популярная американская сеть ресторанов, работающая в формате неформального семейного ресторана). Позора я не испытывала даже тогда, когда Крю уверял, что у него камень застрял в носу, и я настояла на трёх рентгенах, только чтобы потом он достал тот самый камень из кармана и сообщил на весь приёмный покой, что он «выпал».
— Я с тех пор зубной нитью и не пользовалась, — ворчу я, вспоминая того стоматолога.
Мэдди поднимает бровь.
— Да уж, прям отомстила.
— Серьёзно, мне не нужен мужчина. Мне и так хорошо. — Я снова поглаживаю спину Крю и, поскольку больше не могу носить его как раньше, аккуратно ставлю на ноги. Он тут же воспринимает это как сигнал и несётся к автомату с жвачками посреди коридора.
— Мама, мне нужна монетка!
Вот ведь, надо было ещё подержать.
Мэдди достаёт из сумочки пару монет и протягивает их Крю.
— Значит, хочешь всю жизнь быть одна? — возвращается она к разговору.
Ай. Больно. В этом и был её расчёт. Она всегда действует шоком.
— Я не одна. У меня есть Крю и ты. Мужик моих проблем не решит. — Господи, у меня их столько, он бы не знал, с чего начать.
Родни в своё время только и делал, что портил мне жизнь. Словами разносил в пух и прах, всячески давал понять, где моё место. Разбил меня на микроскопические осколки, каждый из которых был более потрёпанным, чем предыдущий. Годы ушли на то, чтобы собрать себя обратно. Рисковать этим снова я не хочу.
Отношения — это сплошная драма, а у меня своего мелкого драматурга хватает.
Хотя, надо признать, он и обниматься, и целоваться умеет лучше всех на свете.
Но… каково это — быть любимой? По-настоящему, без подвохов.
Я бросаю взгляд на своего драгоценного мальчика, который сейчас, к ужасу всего человечества, собирает с пола в торговом центре упавшие M&M’s. Боже.
Может, я и не лучшая мать — это очевидно, но Крю никогда не будет сомневаться, что его любят.
В памяти всплывают разные версии меня. Ребёнок, который пытался быть идеальным, но всё равно терпел неудачу. Подросток, которому надоело всем угождать. Наивная девушка, позволившая наркодилеру вскружить себе голову. И, наконец, мама, которая вечно переживает, что её стараний недостаточно.